Одухотворенная земля. Книга о русской поэзии
Шрифт:
откровения: «Мне страшно самому от силы,/ Которую в себе ношу». Это не ложная скромность, а страх Божий. Названия его стихов — «Серый
стих», «Голый страх», «Страшная весна» — лишнее тому подтверждение. Стихотворение о себе — «Николай Шатров» завершается смиренным
двустишием:
Я путь продолжаю, великий немой,
Под стать безъязыкой России.
Стихи, написанные в конце сороковых — начале пятидесятых, особенно, если учесть, что Шатров был общительным человеком, охотно
свои стихи и близким, и довольно дальним — были уже делом, равносильным подвигу: «За рубеж проклятого столетья/ Мы судьбой своей
занесены», — писал он в 1951 г., а в стихотворении «Родине-Матери» 1958-го г. — прямая крамола, за которую можно было бы поплатиться и во
времена так называемой оттепели:
Ты, огромная Родина, — больше Европы,
И сильнее Америки в тысячу раз…
Но погибнешь навек от святого потопа
Слез твоих сыновей, всех замученных нас.
Ты, огромная Родина, и плодороден
И бесплоден пред Богом твой проклятый край,
Ты, огромная Родина, — вроде уродин
Балаганных… Живи и скорей умирай.
В те годы Шатров часто бывал в «Мансарде окнами на запад», — квартире Галины Андреевой, где собирались независимые и не
печатавшиеся поэты Леонид Чертков, Станислав Красовицкий, Валентин Хромов, о чем пишет Андрей Сергеев в интервью-воспоминании,
опубликованном в «Новом литературном обозрении» (№ 2, 1993), добавляя, что они «стихи его вслух ругали, а на самом деле ценили». В 50–70-е
гг. стихи Николая Шатрова были на слуху у многих, о них хорошо отзывались Пастернак, Антокольский, Сельвинский, С. Наровчатов,
И. Эренбург, Арсений Тарковский и многие другие более удачливые собратья, однако ни известным, ни тем более удачливым Шатрова назвать
нельзя. Сказать, что поэт был не замечен и обойден вниманием современников тоже нельзя: среди людей, постоянно с ним общавшихся и
ценивших его как поэта, были Г. Г. Нейгауз, В. В. Софроницкий, композитор Л. Афанасьев, художники А. Н. Козлов, А. Г. Быстренин, Т. Маврина,
поэты Н. Глазков, Ю. Куранов и очень многие поэты его поколения. При жизни Шатрова была, насколько мне известно, только одна публикация
его стихов: в 1962 г. благодаря усилиям Г. Серебряковой удалось напечатать подборку в «Литературной России». У поэта были все основания
писать о себе:
Меня от соблазнов уберегла
Моя непечатная слава.
Были посмертные публикации в «Континенте», где указали, что об авторе ничего не известно. В 44-м номере журнала «Огонек» за 1989 г. в
«Поэтической антологии», которую вел тогда Е. Евтушенко, опубликовали стихотворение «Каракульча» в несколько сокращенном виде, в
журнале «Новое литературное обозрение» (№ 2, 1993)
посмертно вышедшей книге (Нью-Йорк, Аркада, 1995).
Задумывались ли мы над тем, чтобы было бы, если бы Осип Мандельштам издал свою первую книгу «Камень» не в 1913 г., когда ему было
22 года, и даже не в 1916, когда вышло второе издание этой книги, а скажем, в 40-летнем возрасте? Очевидно, и книга была бы в некотором роде
анахронизмом, и творческая судьба поэта сложилась бы по-иному. Николай Шатров, кажется, и это предвидел, когда в 1954 году писал
предисловие к — так и не увидевшей свет при его жизни — книге стихов:
Как разыскать тебя сквозь время;
И не навеки ли поник
В твоей душе — чужой поэме —
Мой замурованный двойник?
Но ты поймешь, что нет пространства,
Что вечность переходит в миг…
И я скажу: «Живи и странствуй,
Ты — ставшая одной из книг!»
Без стихов факты жизни поэта — биография, со стихами — судьба. Николай Владимирович Шатров родился 17 января 1929 г. в Москве. Мать
поэта Ольга Дмитриевна Шатрова была актрисой, отец Владимир Михин — известным в то время врачом. Родители разошлись еще до войны, а
отец впоследствии был репрессирован (вот почему Николай носил фамилию матери).
Во время войны театр, в котором работала мать, был эвакуирован, и до 1949 г. Николай путешествовал с труппой: Омск, Нижний Тагил,
Березняки, Тюмень, Семипалатинск, Алма-Ата — такова география его юности. В Алма-Ате Шатров учился на филологическом факультете
Казахского университета, откуда в 1949 г. перевелся в Литературный институт. Поэт, однако, пришелся не ко двору в этой «кузнице
литературных кадров» и вскоре оставил институт. Говорят, знакомые литераторы давали ему подработать переводами с языков народов СССР, но
под этими переводами всегда стояла фамилия «заказчика».
В 1960 г. Шатров поступил на должность смотрителя в Третьяковскую Галерею, чтобы избежать обвинения в тунеядстве. Работа тем не менее
нравилась ему, его вдохновляла жизнь в окружении полотен и общение с искусствоведами и сотрудниками галереи, среди которых было немало
незаурядных людей. Но поработал Шатров недолго: ранним февральским утром 1961 года, когда он направлялся в Третьяковку, в Лаврушинском
переулке на него наехал снегоочиститель, шофер которого уснул за рулем. Чудом спасшись, Шатров пролежал три месяца в больнице с
переломом шейки бедра и травмой правой руки, два пальца на которой пришлось ампутировать. Так в 32 года он стал инвалидом.