Одуванчики
Шрифт:
Пришедший Ося увидел в дверях худенькую девушку, отметив про себя, как быстро Сима худеет, практически на глазах. Укутанная в халат мамы, с взлохмаченной головой, бледная - она смотрелась невероятно хрупкой. Он уложил её на диван и сказал, что хочет осмотреть её. Она напряжённо наблюдала за выражением его лица, но немного отстранённая улыбка и словно сквозь вату услышанные слова одобрения не дали ей ответ, что с ней.
Ося утверждал, что это обыкновенная простуда, но лучше ей лечь в стационар, в отделение, где он работал...
- Это инфекционная больница?
– Да.
– Все знают, кто там лечится.
– Там разные люди и разные диагнозы...
– Всё равно... Это обязательно?
– она положила голову ему на колени, борясь со сном.
– Нет, но так будет спокойней.
– Тогда я не поеду, посиди со мной?
– Хорошо.
Ося хотел настоять или сам вызвать неотложную помощь, но не стал, маленькие руки, доверчиво державшие его ладонь, не позволили ему.
Через пару дней он свозил Симу в больницу, где у неё взяли кровь, сделали УЗИ - всё, что полагается в подобных случаях, и подтвердили, что это просто простуда.
– Ты же не говорила родителям?
– Нет...
– Почему?
– Не знаю как.
– Нужно сказать...
– Я не обязана это делать по закону.
– Не обязана, но по-человечески лучше им знать... И потом, существует масса юридических и медицинских аспектов, когда лучше для пациента, чтобы родственники были в курсе его проблем. Это право больного, распространяться ли о своём диагнозе, но порой время играет против... Я тебя не пугаю, но подумай, что было бы, будь это не просто простуда, а тебя бы лечили аспирином? И подумай даже не о себе, а о родителях, каково это - знать, что ты мог помочь... мог, но не сделал. Не увидел или не захотел видеть - не важно.
– Я подумаю.
Это было сложно, Сима заикалась и бледнела, путалась в словах, но сказала маме, с ужасом ожидая реакцию папы, с которым и должна поговорить мама... Они долго о чем-то говорили, на кухне гремела посуда, слышался мамин плач, пока Сима смотрела в стену и боялась выйти на кухню. Боялась отвечать на вопросы, на которые не знала ответов, смотреть в глаза людям, которые верили в неё и её будущее, которое просто исчезло сейчас... как когда-то у Симы, когда она смотрела на поток машин. Это будущее так и не вернулось к Симе, но она училась жить одним днём.
Всё, что сказал зашедший папа:
– Ничего, ничего, доченька... ничего, всё бывает в жизни.
От него пахло алкоголем.
Через пару дней Ося, которого она представила все-таки родителям как «своего парня», говорил о чём-то с ними, пока Сима судорожно дописывала работу по литературе, которую нужно сдать, как только она выйдет после болезни.
– Мне устроили допрос с пристрастием, - всё, что сказал потом Ося, - и, кажется, я его прошёл.
Сима ждала, что отношение родителей
Как будто она не огорошила маму новостью, а папа не ходил по дому сам не свой всю ночь.
Заслуга ли это родительской выдержки или разговора Оси - она не знала.
Она склонила голову над книгой, сидя за столом в комнате Оси, свет от настольной лампы падал на лицо, оттеняя вновь появившийся румянец и пухлые щёчки. На свету её кожа казалось почти прозрачной, а волосы словно искрились. Они снова немного отрасли, она путала пальцы в своих кудрях, явно уйдя в чтение, в воображаемый мир героев.
Ося не спал уже какое-то время, придя с работы, он просто вырубился после дежурства и даже не слышал, как зашла девушка... и теперь одним глазом наблюдал, как, читая, она поочерёдно подкладывала руку под щеку, ей явно было неудобно, но она не стала ложиться рядом, чтобы дать поспать парню. Сводила брови и недовольно дёргала ногой, иногда чесала у коленки или проводила быстро рукой по бедру.
В последнее время он не видел на ней джинсов или худи, она всегда немного подкрашивалась и делала укладку. К концу дня непослушные локоны брали верх, но он явственно чувствовал запах лака для волос. Она стала выглядеть немного старше. Немного сдержанней и многим более соблазнительной.
Наконец хаотичное движение рук отвлекло взгляд парня от тонкого профиля.
– Что ты дёргаешься? Привет.
– Я? Привет, я не дёргаюсь.
– Ты почесала под коленкой уже раз пятнадцать... что у тебя там?
– Ничего... тебе показалось.
– Мне не показалось, - он вопросительно смотрел на девушку, которая отчего-то порозовела.
– Сиииима, комон, - он привстал, как бы уступая спальное место, - иди сюда.
Она подошла, вздохнув, присела.
– Ну?
– Что?
– Я жду.
– Чего?
– Что у тебя там? Показывай дяде доктору.
– В доктора хочешь поиграть?
– она почти улыбнулась.
– Нет, не хочу... покажи и всё.
Она села на диван с ногами, сняла тёплые колготки и смотрела, как он приподнимает её ноги в коленях, так, что почти наверняка видно её белье, и внимательно разглядывает, потом проводит по ногам, снизу вверх, по внешней стороне, потом вниз и снова вверх, уже медленней, остановившись на внутренней стороне бёдер.
Пока она внимательно следила за его руками, он внимательно смотрел на неё, как участилось дыхание, как приоткрылись губки, как она, моргнув, встретила с ним глазами.
– Что там?
– она шептала, поглощённая теплом его ладоней, которые поглаживали внутреннюю сторону бедра, подбираясь выше.
– Просто раздражение от эпиляции... выше тоже раздражение?
– его палец провёл по краю кружевных трусиков.
– Не знаю...
– она развела немного ноги, насколько позволяла узенькая юбочка.