Офелия

Семироль Анна

– Сплошная кровожадность, – поморщился Питер. – Хорошо, что тут так не бывает.

Мальчишки в школе рассказывали, что «так» бывает на материке. Там, где наслоились друг на друга наш мир и другой, враждебный. Говорят, наслоение возникло из-за испытания нового оружия. Наверняка русского. Хотя и у немцев тоже были свои исследования в работе с пространством и временем, виноватыми было принято считать хитрых русских. Да и поди скажи при Йонасе, что это ученые «Анэнербе» сделали. Одним тумаком не отделаешься, Йон обидчивый.

Питер забрался на подоконник, прижал ладони к вздрагивающей под порывами ветра раме. Ему нравилось

наблюдать за стихией, оставаясь в безопасности. Раньше он часто воображал себя уцелевшим при кораблекрушении или нашествии оттудышей: сидишь в убежище, смотришь на то, как там, снаружи, что-то страшное безжалостно перекраивает твой мир. Гремят орудийные залпы, земля содрогается, чьи-то силуэты корчатся в сполохах белого пламени, где-то далеко гудит нечто громадное, механическое, наверняка смертоносное. Питер видел в новостях кадры с материка. На них было мало что понятно, люди стреляли то в заросли кустов и деревья, то по камням, меж которыми мелькали странные существа. Рассмотреть их было очень сложно, камера в руках оператора постоянно дергалась. Питер помнил одну вещь, которая показалась ему очень странной: оттудыши не стреляли. Никогда.

Отец говорил, что существа из другого мира не имеют огнестрельного оружия. Они действуют по законам своего мира: магия, сверхскорость, сверхсила, невидимость, гипноз – все это не менее опасно, чем пули и напалм. Оттудыши были непредсказуемы, и остановить их вторжение никак не удавалось. Войска людей оттесняли их вглубь «пятна междумирья» – по разным данным оно составляло от трех до десяти миль в поперечнике, но точно установить его размеры никто не мог. «Пятно междумирья» было окружено зоной отчуждения, где постоянно находились войска. Люди раз за разом отражали атаки неведомых тварей, иногда сами наступали, гнали противника в самое сердце «пятна», но вот уже почти двадцать лет никто не мог найти способ закрыть дыру между мирами. Мама очень боялась, что оттудыши прорвутся, захватят всю Европу и явятся в Британию. «От нас до Дюнкерка – рукой подать, – сетовала Оливия Палмер. – И переправу почти не охраняют. Вы же видели гарпий и сиринов? Им перелететь Па-де-Кале ничего не стоит!»

«Успокойся, женщина, – смеялся мистер Палмер. – Тебе ли бояться домашних животных? Ты не трясешься от ужаса перед ядовитыми растениями? Особенно когда можно удалить то, что продуцирует яд. Механически ли, химически… Оттудыши ничем не отличаются от зверья в зоопарке Лондона. Вырви когти и клыки гарпии, подрежь голосовые связки сирину – и это милейшие безобидные тварюжки. Вспомни, как тебе понравилось на выставке в Бирмингеме».

Питер помнил эту выставку. После нее он долго канючил, упрашивая отца купить кентавра. Или сирина – только обязательно с красными перьями на крыльях, как у того, что занял первое место. Или хотя бы парочку мелких синепузых пикси. Вот у мистера Роли, с которым папа по выходным играет в гольф, есть целая стая баргестов. У мистера Джилроя бассейн с никсами. А у миссис Элмерз в гостиной стоит большая клетка с пятью феями, ну почему бедному Питеру нельзя кентавра-а-а?.. Но отец был согласен только на фамильяра. Он считал, что фамильяр необходим как талисман каждому преуспевающему бизнесмену.

За окном сверкнуло так ярко, что Питер вздрогнул и на секунду зажмурился. Даже с закрытыми глазами он какое-то время видел сияющую белизну ночной грозы с черными, словно нарисованными

углем, силуэтами деревьев, крыш, тоненьких пик железной ограды. Снаружи загрохотал гром, на первом этаже залились истеричным лаем мамины бишон-фризе. Дождь хлестнул по стеклу с такой яростью, что Питер отпрянул. В комнате ощутимо похолодало. Захотелось вернуться в кровать, закутаться с головой в клетчатый теплый плед и погрузиться в фантазии. Поиграть в своем мире в смелого детектива, забить решающий гол в ворота ненавистных Питеру бразильцев… Но сперва надо было зайти в туалет.

Питер нашарил ногами тапочки у кровати и бодро зашаркал в уборную через весь коридор. Собаки в доме орали не переставая, и на обратном пути мальчик решил спуститься к ним, успокоить. «Все равно я не сплю, – думал он, спускаясь по поскрипывающим ступеням дубовой лестницы. – Трусиха Агата в грозу носа из кровати не высунет, Ларри и папа из принципа не пойдут утешать собак. А у мамы наутро обязательно разыграется мигрень и будет плохое настроение. Лучше я приду и всех спасу».

– Лотта, Лотта! – донеслось с первого этажа. – Сноу, Фроззи! Идите сюда скорее!

Судя по голосу, Питера опередила горничная Лорна. Так и есть: невысокая девушка в ночной сорочке до колен и остатками не расчесанной с вечера «бабетты» бегала босая по холлу и ловила истерично вопящих бишонов. Собаки метались по коридору и были похожи на ожившие фигурки из снежных шаров.

– Фроззи, милый, иди сюда, – сердитым шепотом подзывала она. – Сноу, малыш, все хорошо, это просто гроза. Лотта! Лотта, ты где?

– Мисс Лорна, доброй ночи, – вежливо окликнул ее Питер. – Они вас тоже разбудили, да?

Девушка ойкнула и присела, натянув подол сорочки на колени. Обрадованные Сноу и Фроззи принялись прыгать вокруг нее с оглушительным звонким лаем.

– Простите, я вас не хотел пугать, – покаянно развел руками Питер и на всякий случай подтянул повыше пижамные штаны.

– Ничего-ничего, – поспешно отозвалась горничная, подхватывая собак на руки. – Я сейчас унесу этих двоих в клетки, дам им по кусочку фарша, и они успокоятся. Но где же третья?

– Я ее поймаю, – с готовностью произнес Питер. – Она лает в нижней гостиной. Наверное, заблудилась с испугу и теперь перепугалась еще больше. Вы идите, я сам принесу Лотту.

Он потрепал по голове притихшего Фроззи и побежал по ковровой дорожке в конец коридора, где располагался спуск в нижнюю гостиную. Раньше там был просто подвал. До того, как папа обустроил в саду пруд. А потом подвал разделили новой стеной пополам, и на одной стороне остались жить винные бутылки, копчености и законсервированные на зиму овощи, а по другую сторону поставили стол и мягкую мебель. Рабочие провели освещение, укрепили ступени лестницы, заменили перила – и эта часть подвала вмиг стала очень гостеприимной.

Питер шагнул за приоткрытую дверь, нашарил на стене выключатель, и нижнюю гостиную залило мягким неярким светом тонких неоновых ламп, обрамляющих окно. Пушистая белая Лотта – любимица мамы – вмиг перестала подвывать, уселась на нижнюю ступеньку и замахала хвостом.

– Чего ты тут забыла? – сердито спросил собачку Питер, присаживаясь рядом. – От грозы спряталась? Иди сюда.

Лотта с готовностью забралась к нему на колени, облизала мальчишке нос и губы и залилась тоненьким лаем, повернувшись в сторону окна-иллюминатора.