Офицер. Сильные впечатления
Шрифт:
Итак, неторопливо продефилировав через отдел новостей в кабинет Артемушки Назарова, она шагнула навстречу судьбе. Она примет брошенный судьбой вызов. Так сказать за отсутствием других предложений. Дело было даже не в том, что у нее не было выхода. Что-что, а послать их всех подальше она могла бы не моргнув глазом. Как это ни удивительно, но «шизик-афганец» был тем единственным, что должно было принадлежать и принадлежало ей и никому больше. Он был ее любимой работой. А значит, и всей ее жизнью.
— Артем, — спокойно спросила Маша, садясь, —
— Не то слово! — воскликнул он, сверкая черными глазами. — На носу конкурс на звание лучшей тележурналистки года. Ты победишь!
— Я в этом не сомневаюсь, — согласилась Маша. — Хотелось бы только, чтобы не посмертно.
— Вот об этом и надо серьезно потолковать, — вздохнул Артем. — Кто может взять на себя эту колоссальную ответственность, кроме тебя самой? Борис практически на сто процентов убежден, что этот парень ничего такого не выкинет. Он сдастся, как только с тобой поговорит.
— Ну да, — кивнула она, — полюбуется моими глазами и сдастся. А что, если, увидев меня живьем, а не на экране, он немножко разочаруется и слегка выдернет из гранаты чеку?
— Быть этого не может. Ты его обаяешь. Вопросов нет. Однозначно.
— Значит, нет вопросов? — не унималась Маша.
Она кокетничала, может быть, исключительно ради того, чтобы хотя бы он — тот, который выучил ее этому сумасшедшему ремеслу, дрогнул и попытался отговорить от самоубийства. Но нет, Артемушка, кажется, тоже лишился рассудка.
— Послушай, — горячо забормотал он, — хоть твой милиционер и дерьмо собачье, бросает тебя в эту кашу, он все-таки профессионал. Он должен был все сначала взвесить и рассчитать. Ему ведь тоже не нужны лишние проблемы. Его за это по головке не погладят. Он твердо пообещал — девяносто девять процентов, что все обойдется… Он профессионал. Мы тоже профессионалы. Звание лучшей журналистки года у тебя в кармане… Дело верное. А времени у нас — в обрез. Этот психопат дал им только час, а потом кранты…
— Артемушка, милый, — лицемерно улыбнулась Маша, — мне достаточно одного твоего слова. Ты только скажи — ты веришь в эти «девяносто девять процентов»?
Какая же она была самовлюбленная стерва! Как низко она ставила людей!.. Она была готова провалиться сквозь землю, когда услышала его ответ.
— Ни хрена я в них не верю, — вздохнул он. — Но, ей-богу, хочется рискнуть. Я бы пошел туда один, но ведь он требует именно тебя…
— Так ты хочешь сказать, что…
— Конечно, я пойду с тобой. Только так или никак. Не оставлю же я тебя одну.
Глядя в этот момент на Артема, ей оставалось лишь сожалеть, что, увы, достойные мужчины почему-то всегда или женаты, или увлечены другими достойными женщинами. А ей достался лишь шиш. Не родись красивой, а родись счастливой.
— А я верю моему любовнику. Он действительно неплохой профессионал, — сказала Маша, поднимаясь. — Риск плевый. Пойдем. Одна нога здесь, другая там…
— Ну раз так, давай звони этому своему Борису Петрову…
— Позвони ему, пожалуйста, сам. Мне еще нужно звякнуть Эдику.
— А это еще зачем? — удивился Артем.
— Эдик никогда не простит, если я позволю
— А серьезно? — настаивал Артем.
— Не знаю. Может быть, просто хочется, чтобы он хоть немного поволновался из-за меня.
Маша набрала номер его офиса.
— Это Маша Семенова, Серафима Наумовна, — сказала она секретарше. — Если Эдик очень занят и если вас не очень затруднит, передайте ему, что сегодня он, возможно, станет вдовцом и освободится наконец от своей непутевой жены.
Маша не сомневалась, что это доставит секретарше небольшое, но удовольствие. Почему бы не сделать человеку приятное?
— Передайте ему это сами, — фыркнула Серафима Наумовна.
— Эдуард Светлов у телефона, — услышала Маша через секунду.
— Эдик, я тебя оторвала?
— А ты как думала! Деньги таят на глазах, а я жилы рву, чтобы их сохранить… Ну, что там у тебя?
Она принялась подробно излагать ситуацию. Он несколько раз откладывал трубку, чтобы попутно справиться о курсах доллара, дойч-марки и тому подобном. Наконец она дошла до кульминационной точки: забаррикадировавшийся афганец дал властям один час на размышления, а потом собирается убить всех домашних, в том числе и себя самого. Эдик молчал. Маша подумала, что перестаралась. Может быть, с ним случился удар? Может быть, его разбил паралич? Может быть, он потерял дар речи, вдруг осознав, как был несправедлив к жене, и теперь мучительно подбирал слова, чтобы попросить прощения и пообещать, что отныне готов на все, только чтобы их супружеские отношения не прерывались и вошли в нормальное русло. Почему бы им не попробовать стать друзьями, не сделать еще одну попытку, чтобы заново воссоздать семью. Может быть, Эдик нравственно переродился в эти короткие мгновения и тоже готов на самопожертвование ради того, чтобы спасти Машу от тоски и одиночества — раз уж она так жестоко ошиблась в своем любовнике, который несколькими словами перечеркнул все, что между ними было…
— Маша, — наконец молвил Эдик.
— Да, Эдик? — спросила она с надеждой.
— Что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится?
— То есть в каком смысле?
— А ты сама не понимаешь?! Неужели ты стала такой эгоисткой, что тебе наплевать на то, как ты можешь этим осложнить мою жизнь?
— Эдик, я не…
— Я ведь тружусь не покладая рук! Для кого я это делаю? Для тебя я это делаю! Я хочу, чтобы ты наконец родила, а ты специально выводишь меня из себя, чтобы я потерял потенцию! Я нервничаю, и у меня все валится из рук! Я не могу работать! Если с тобой что-то случится, так и знай!.. — напоследок заявил Эдик.
Он швырнул трубку, и Маша так и не успела выяснить, в чем заключается смысл последнего предупреждения. Значило ли это, что в случае ее гибели он навсегда лишится не только трудоспособности, но и потенции? Останется ли он безутешным вдовцом или их небесный союз будет считаться автоматически расторгнутым?
XXI
У служебного же «рафика», как выяснилось, полетел карданный вал, и им пришлось отловить частника. Загрузивши аппаратуру, они отправились на место происшествия.