Офицерский гамбит
Шрифт:
Когда же они заговорили о перспективах украинских выборов, то словоохотливый промышленник удивил разведчика еще больше.
– Лично мне – практически все равно. Я договорюсь с любой властью, потому что я приношу в казну твердые доллары, и при этом честно, хотя и не без хитрости, развиваю сектор технологий. А то, что они сами меняют свои политические ориентации, так это меня мало заботит. Да возьмите хоть нашу Юлию Тимошенко. Это раньше о ней говорили, что она стремится к положению европейской принцессы, а не русской княжны. Сегодня она уже готова к большой дружбе с Путиным, ничуть не меньше, чем готов Янукович. Но я уверен, что Путин с Медведевым не кладут яйца в одну корзину, хорошо помнят провал 2004 года. Впрочем, и правильно делают. Так легче застраховаться от майданов.
– А что вы думаете по поводу ухудшения отношений Украины и России?
– Это все – искусственные страсти. Люди, поверьте мне, никогда бы не стали враждовать, если бы Путин не стал раздувать огонь неприязни и ненависти. Да у меня жена – русская, из Саратова. Ну на фига мне эта вражда?! Мы дома ужинаем, диву даемся, до какой глупости докатились с этими взаимными упреками. Ничего, после президентских выборов будет этап нового сближения, потом опять охлаждения и так далее. Причина тоже проста – она кроется в нашей непоследовательности. Вот, смотрите, одни нагнетают обстановку, рассказывают о вероятности войны. Другие, наоборот, слепо верят в славянское братство. И то, и другое – глупости. Но украинцу надо держать ухо востро.
Слушая этого немолодого человека, который казался Артеменко мудрым реалистом, он вспомнил московские расклады перспектив украинской оборонной промышленности. Крупными высокотехнологическими
Они говорили еще о многом, проведя в беседе вместо запланированных двух часов целых три. Прямо на заводе, в отдельном зале Бурченко распорядился накрыть стол, пригласил в собеседники еще двух человек, вероятно заместителей, и часть разговора, непринужденного и спокойного, прошла уже за обедом. Этот человек-хозяин казался Алексею Сергеевичу нетипичным украинцем. Он много и раскрепощенно говорил, совсем как россиянин времен Горбачева или Ельцина. Но то были разговоры на общие, занимающие всех темы. Как только в разговоре что-то касалось шероховатой поверхности бизнеса, Артеменко тотчас натыкался на гранитную стену. Бурченко – он это чувствовал – был реальной влиятельной фигурой в украинском истеблишменте, но не кичился, не тужился, как многие другие, лишний раз показать свое могущество, а напротив, старался расположить всех внешней простотой, почти спартанской обстановкой абсолютно нероскошных заводских апартаментов и радушием, а также тем, что позволял быть с ним на равных. Эта аскетическая обстановка удивляла Артеменко, который хорошо был осведомлен, какую партию и в каких объемах финансирует этот хитрый промышленный небожитель. Из всего, что придавало шарм обстановке, Артеменко мог бы выделить разве что оригинальную бронзовую статуэтку охотника с собакой: у самого охотника вместо глаз были ружейные стволы, а у собаки вместо туловища – пушка времен Кутузова, стреляющая ядрами. Увидев, как Алексей Сергеевич несколько раз восхищенно оглядел скульптуру, Бурченко расплылся в самодовольной, подчеркивающей его значимость улыбке и пояснил:
– Подарок наших милитаристов. Это работа известного современного мастера, с такой же фамилией, как у не менее известного отечественного олигарха.
Артеменко не стал справляться об имени творца, но про себя машинально зафиксировал, что промышленник скульптора поставил гораздо выше миллионера.
Итак, политика деструктивна по своей внутренней природе, размышлял Артеменко, подводя итоги встречи по привычке в постели перед сном. Что ж, он и раньше об этом догадывался. Пусть не был уверен абсолютно, но интуитивно чувствовал. Разумеется, и разведка, обслуживающая политику, тоже деструктивна. Ну и что из этого следует? Да ничего, все это он знал и раньше, просто не думал об этом вот так конкретно. Но он не подозревал, что эра деструктивно сильной политики сменилась эрой деструктивной мягкости. Они, эти новые политики, – вроде бы не филистеры. Но явно и не великие люди. Обладатели среднестатического, нереактивного интеллекта, носители невыразительного, мутного сознания, слишком гибкие в публичной деятельности и личной жизни. И вот на этих средних людей он работает! Уму непостижимо! Манекены – выразители желаний определенной части влиятельных людей, реже – части населения страны. Люди-фантомы, завладевшие средствами массовой информации, занимают теперь то срединное положение, которое позволяет при помощи отработанных манипуляций с массовым сознанием и определенных ресурсов с максимальной легкостью влиять на обывателя. Делать его податливым, как пластилин, в стратегических вопросах идеологии и ценностной ориентации. Оперировать его страхами и инстинктами. Причем так, чтобы создавалось впечатление, что решения принимает он сам, этот существенно поглупевший, основательно заблудившийся, обыкновенный, никуда не стремящийся житель XXI века. А борьбу вывести на тактический уровень… Потому-то парад средних, даже, пожалуй, в чем-то блеклых личностей всех устраивает. Калейдоскоп ложных стереотипов, блестящих фетишей и искусно выполненных подделок, выдаваемых за ценности, вполне сходит с рук. И будет сходить до тех пор, пока совместные усилия, помноженные на технологии, позволят противостоять варварству, которое тоже основательно видоизменилось, окрепло, притаилось, стало более маневренным, более ядовитым и более замаскированным.
Артеменко явно был смущен потоком новых, совершенно несвойственных ему мыслей. У него появилось еще больше вопросов без ответов, чем было раньше. Так что же он тут делает, почему он до сих пор здесь и выполняет работу чистильщика? Космополит Бурченко пробудил в нем какие-то новые сомнения, беспокойство иного толка. Алексею Сергеевичу казалось, что он недалек от прозрения. И в то же время глубоко внутри у него нарастало беспокойство – ему мерещилось, будто что-то нехорошее, неудержимое, как цунами, должно произойти в его жизни. Не обязательно с ним, но с его участием, и непременно повлиять на его жизнь. Где-то в этом загадочном витраже место и его божков, думал он. Просто тут, в Евразии, с ее непостижимой, примитивной верой в добрых царей, все перевернуто. Чтобы не сказать – извращено. Это и есть новые технологии в действии. Горбачев был вроде не хлипкий, но его готовность признать ценность человеческой жизни сблизила его с Западом, зато ускорила внутренний распад империи. Ельцин, внешне упругий и крепкий, оказался на поверку хрупким. Немного поиграл и принял облик веселого, задиристого, непредсказуемого до глупости царя. Он и не пытался искоренить пороки. Да и возможно ли это?! Ведь еще Тургенев сокрушался о коррупции в своих «Отцах и детях», так разве под силу было бы сутяжному и беспокойному Борису Николаевичу справиться с драконом, которого могут победить системно внедряемые принципы и власть законов?! Никогда! Потому что в этом случае ему пришлось бы добровольно отдать часть своей царской власти. А со времен кровавого насильника Ивана Грозного собственный, пусть и дутый имидж, собственная, пусть даже тщательно сфабрикованная репутация важнее каких-то там людских жизней, человеколюбивых принципов, мифической созидательности. А Путин что?! Путин – то же самое, твердо ответил он сам себе. Просто он другой, из иного материала. Путин так же, как и другие, стремится убедить весь мир в собственном соответствии той миссии, которую слепили для него его окружение, политологи, имиджмейкеры, спиндокторы, разведчики и прочая придворная челядь. Так и он, Артеменко, тоже прислуга?!
Паника внутри все чаще не давала покоя его телу и мозгу, не отпускала, точно он был прикован, как Прометей, и ждал своей клювастой птицы, которая прилетит в очередной раз за его печенью. Алексей Сергеевич под напором мыслей вдруг включил торшер, решительно вскочил, будто ужаленный, ловко подцепил носками тапки и быстро, точно боясь опоздать куда-то, пошлепал к большому письменному столу. На его краю покоился пухлый коричневый блокнот в красиво прошитой кожаной обложке. Прервав его беспечный отдых, офицер шумно щелкнул выключателем настольной лампы и углубился в изучение внутренностей записной книжки. Он быстро нашел нужную ему запись. Так, впрочем, было почти всегда: фотографическая, многими годами тренированная память безошибочно руководила им в такие моменты. Вот оно! «Назначение величия представляется в том, что оно исполняет волю, выходящую за рамки индивидуального», – значилось вверху одной из многочисленных, убористо исписанных страничек; слово «величие» было выделено и написано большими заглавными буквами. Под цитатой была короткая подпись «Яков Буркхардт». Алексей Сергеевич на какое-то время застыл в задумчивости, его широко раскрытые глаза, казалось, вперились в тень, отбрасываемую лампой на терракотового цвета штору. Но он смотрел в пустоту, сквозь предметы, и если бы кто-то мог наблюдать за ним, то, верно, пришел бы к выводу, что он мечтает о чем-то приятном, например об отпускной поездке к морю. Но в его голове протекала сложная работа совсем в ином направлении, мозг содрогался в невидимых конвульсиях. Для Алексея Сергеевича было чрезвычайно важно решить раз и навсегда, является ли человек по имени Владимир Владимирович Путин выдающейся личностью. Сам он всегда относился к Путину уважительно, но только теперь, после разговора с Бурченко, сделал открытие: это уважение предназначалось не Путину-президенту, а Путину-спецслужбисту, удачливому, расчетливому, профессионально действующему в своем секторе разведчику. К тому же сумевшему профессиональные навыки конвертировать в атрибуты личной власти. Где-то в глубинах подсознания он отдавал себе отчет, что разведчик, шпион, вообще представитель специальных служб априори не может быть великим, выдающимся. А сегодня это отчетливо понял, его прошибло в тот самый момент, когда удачливый промышленник демонстрировал ему, гостю, оригинальную статуэтку. И тогда, неизвестно, почему именно в этот момент, Артеменко уловил: он сам вещь! Он не может претендовать на великое, лишен возможности прикоснуться к вечности! И мысль полоснула бритвой по сердцу, потому что свела в один момент к чистому нулю работу нескольких десятилетий. Он отчетливо увидел, что всегда и был лишь инструментом в чьих-то руках, только более или менее виртуозным исполнителем чьей-то воли, по большей части злой. Так вот, теперь принципиально важно разобраться, является ли застывшее лицо Путина ликом истории, есть ли в этом пугающем статичностью облике нечто великое? Или все это просто хорошо отрепетированная маска, подкрепленный ресурсами фарс с множеством дорогостоящих декораций? Потому что от этого теперь зависела его персональная самооценка. Мысли, шальные и неудержимые, летали в голове полковника подобно автоматным очередям на передовой.
Да, есть в нем какая-то слабо уловимая червоточина, может быть, связанная с отсутствием всяких чувств и свойственных человеку ощущений. Если бы он сам не нес отпечаток принадлежности к разведке, наверняка отнес бы это к козырям, преимуществам его личности. Но он хорошо знал закулисную сторону жизни спецслужб, зазеркалье формирования рейтингов и создания имиджа. Потому в нем жили сомнения, и то были сомнения не в способности главы государства качественно выполнять какие-либо функции, а в способности совершения великой личной миссии. После неожиданных откровений украинского промышленника эти сомнения усилились, обросли неприятно колкой щетиной. Действительно, не предвыборной ли золотой рыбкой стала вторая чеченская война, что и косвенно, и прямо подтвердил его друг Игорь Дидусь? Не слишком ли дорогой стоимостью за растущий имидж оказались жизни моряков-подводников атомной лодки «Курск»? Жизни молодых, здоровых людей возымели меньший вес на чаше весов в сравнении с дутым имиджем нездоровой державы, с личным имиджем первого ее человека? Не слишком ли удручающе выглядели рушащиеся от взрывов жилые многоэтажки? Не зло ли, не укоризненно ли потусторонние лики безвинно истребленных людей взирали теперь с Беслана, Буденновска, Кизляра? Артеменко никогда не покидала мысль, что он, этот человек, считающий себя кандидатом в пророки, на самом деле только исполнитель, игрок, хоть и с большой буквы.
Голова гудела, разламывалась на части, ему казалось, что он потихоньку сходит с ума. Да какой он, к черту, оракул?! Он просто умело шлакует страну новыми политическими и информационными токсинами. Его сценическая пластика и тайное тяготение к инфернальному являются лишь воплощением заторможенности России. Сам предводитель по структуре личности такой же средний и невыразительный, как и во всей Европе, тогда как над ним довлеет тень диктатора. Инерция великодержавного статуса все еще действует в пространстве страны, вяло симулирует вмешательство роковой силы в жизнь народа. Вот откуда берет начало та легкость отправки на смерть русского человека и легкость его расставания с жизнью. Вот откуда берет начало враждебность, которую он создал, перенося личный конфликт с украинской верхушкой на народы. «Но у него есть некая мистическая цель – новая империя! И это осмысленно, это, как говорят, круто», – в отчаянии кричал внутренний голос, который хотел все сохранить и боялся перемен. Нет, это не цель, это миф, вернее часть мифа. Просто эта сказка о русском герое сегодня на руку американскому лидеру – так он надеется отдалить во времени китайскую угрозу. Но дело, собственно говоря, не в Путине и Медведеве, не в Ющенко и его возможных преемниках. Даже глобальный, куда более глубокий вопрос – о том, заслужила ли Украина быть отдельным государством, – ушел вдруг на задний план. Вперед выплыла отчетливая логическая цепочка. Путин – не герой, он просто разрушитель действительности, а новая геополитическая карта кроится под отдельную личность. Ющенко – не герой, потому что не сумел просчитать реальные угрозы и уберечь страну от наступающей лавины с востока. И он, Артеменко, тем более не герой, а всего лишь оружие, к тому же применяемое без его личной воли, по воле хозяина. Вся непродолжительная история Украины, отдельной и самобытной, короткой серией слайдов пронеслась перед его глазами. И он был шокирован тем, как ее неограниченные перспективы преобразовались в глухой тупик. И это был одновременно и его тупик.
Артеменко не успел довести мысль до логического завершения – вдруг назойливое жужжание на редкость крупной, жирной мухи прервало его размышления. Как маленький вертолет, она кружилась в замкнутом пространстве, иногда попадая в пучок света настольной лампы, но чаще просто невыносимо громко напоминая о себе отвратительным звуком в разных углах комнаты, все-таки в силу своей природной глупости неизменно возвращаясь к свету. Алексей Сергеевич неожиданно для себя сосредоточился на этом звуке, который ловко уводил фокус его размышлений в сторону и затем рассеивал в пространстве. Он разозлился на гадкое насекомое. И откуда это существо взялось у него в кабинете? Глаза Артеменко пошарили в поисках чего-нибудь достаточно тяжелого, чтобы прервать бессвязное путешествие летающего объекта. Он решительно взял увесистый журнал, свернул его трубкой, но вдруг передумал и осторожно положил на край стола. Это какое же мерзкое пятно останется от ее жирного, отвратительно грязного тела?! Нет, надо освободиться по-другому, решил он, настежь открывая окно. Ласковая прохлада ночного ботанического сада с сонмищем пряных, острых запахов вечно благодатной природы ударила ему в лицо; шума мостовой не было вообще, как будто он находился не в центре большого города, а где-то на зеленой окраине Вселенной. Муха взметнулась к потолку, один раз спикировала в стекло рядом с открытым окном, но затем совершила решительную вторую попытку и исчезла в беспредельном потоке ночи, унеся с собой раздражающий звук.