Офицерский крематорий
Шрифт:
Ты сильно рисковал, собираясь подбросить тело к ГУВД. Но бесследно исчезнувший капитан полиции представлял куда более серьезный риск и последствия. Его будут искать по двум самым распространенным версиям – в качестве подозреваемого и жертвы, все силы будут брошены на его поиски.
Когда ты кромсал сучкорезом пальцы Хромченко, Рита по-настоящему испугалась за свою жизнь. Она четко осознала: она – следующая. Но куда бежать? Она жила в страхе неделю, каждый день, каждый час, каждую минуту ожидая «визита к минотавру». И когда этот час настал, рядом с ней оказался человек, которого вы, – я посмотрел на Кросса, а потом на Сержа, – решили подставить
– Ты сам открыл ее, идиот! Я сказал: «Обслуга». Ты промычал что-то и открыл.
– Да, точно. От тебя воняло жасмином, как от педика.
– Ты много чего не можешь себе представить. Например, как я читал записку, которую нашел в ее сумочке.
Для меня стало полной неожиданностью не это признание, а сама записка, которую мне, издеваясь над моими чувствами к бедной женщине, сунул Кросс. Я прочел ее вслух, и голос мой дрожал:
– «Кросс, подонок! Если ты читаешь эту записку, значит, ты убил меня. Я приготовила и тебе, и твоему хозяину сюрприз. Угадай, ублюдок, что сведет тебя в могилу? Но сначала угадай – где это спрятано? Для тебя сейчас время – все. Тик-так, подонок, тик-так. Ты сгниешь за решеткой!»
Я поднял руку ко лбу. Мне казалось, она зашипит на нем, как на сковородке. А Кросс вдруг уставился на мою грудь.
От моего движения рукой рубашка распахнулась между двумя пуговицами, и он увидел микрофон. Не теряя времени, я ударил его по глазам пальцами, а дальше, широко разводя руки в стороны, выписал ему роскошный удар ладонями по ушам. Кросс отступил, открыв рот и затыкая уши руками.
Я схватил стул и швырнул его в окно. Не успели осколки стекла упасть на асфальт, как я выпрыгнул на улицу. Ноги мои предательски заскользили по осколкам, и я едва не потерял равновесие. Попав ногой в свободный от стекла участок асфальта, я оттолкнулся и перекатился через плечо. Вовремя. Позади раздался выстрел, и если бы не мой маневр, я бы получил пулю в спину.
Первый выстрел прозвучал из офиса, второй – со стороны сторожки, и он был много громче первого: против меня отработал дробовик.
Я поднялся на одно колено. Позади офис, справа – сторожка. Впереди гараж, и он мог стать мне защитой. Правда, и окружить меня будет легко.
Стрелок словно прочитал мои мысли и выстрелил еще раз, мне «за спину», отсекая намеченный мною путь. Я рванул вдоль гаража. Заряд дроби оставил следы на его стене. Я не думал, что охранник станет стрелять на упреждение: ворота были раскрыты, и он мог продырявить бесценные экспонаты.
Тощий выстрелил еще дважды. Одна пуля просвистела у меня над головой, другая подняла пыль у меня под ногами.
Я поравнялся с воротами и, проверяя версию о бесценных экспонатах, в упор посмотрел на стрелка с семизарядной «сайгой». Тот целился в меня, но видел еще и желтоватые фары «Хорьха», потускневшие за восемьдесят лет.
Я рискнул шагнуть внутрь гаража, чтобы не попасть под огонь тощего и присоединившегося к нему сторожа, и, оценивая обстановку, огляделся.
Была бы у меня уверенность в том, что помощь скоро придет, я бы отыграл время, запершись в этом ангаре. Но я не смогу оперативно закрыть широченные створки ворот и зафиксировать их полутораметровыми крюками.
Меня манила к себе пирамида из бревен, за которой простиралась моя безопасность. Но я не смог преодолеть внутреннего сопротивления. Эта многотонная гора погребет меня под собой, если под моим шагом сдвинется хотя бы
Словно в подтверждение моих опасений, позади рявкнул дробовик. Заряд крупной дроби разворотил кору на стволе, и он, как мне показалось, зашевелился в этой общей устрашающий массе.
Я кинулся в дальний ангар с распахнутыми настежь воротами. Он больше походил на складское помещение при железнодорожной станции – в него вел путь с шириной колеи не больше полуметра, по которому внутрь помещения подавали пиломатериалы. Я не боялся быть запертым в этом пакгаузе, который на поверку оказался пилорамой, поскольку впереди видел свет через дверь, вмонтированную в створку точно таких же, как эти, ворот.
Я шагнул в распилочный цех. Штабеля досок и бруса, горы опилок и щепы. Поравнялся с ленточнопильным станком в тот момент, когда кто-то позади меня привел станок в действие, включив рубильник. На стенах и потолке вспыхнули лампы дневного освещения, и свет проник в каждый уголок цеха, за каждый штабель. Чья рука нажимала на кнопки пульта, для меня не вопрос, я буквально узнал руку Сержа Карапетяна. Вот очередным нажатием кнопки он похоронил мою самую светлую надежду: тот свет в конце цеха погас, как будто кто-то снаружи захлопнул дверь.
Позади раздался выстрел, и звук его потонул в лязге ленточной пилы. Я ушел с линии огня, перемахнув через штабель с рейкой, и не смог остановиться перед кучей мелких, как пыль, древесных опилок. Пыль забила мне рот, и я боялся, что с очередным вдохом она забьет мне горло.
Я уже не надеялся на помощь Павлова еще и потому, что, оказавшись в этом экранированном помещении, лишил себя связи с внешним миром. Я не смог бы передать даже коротенькое СМС. Что сделает Павлов, заполучивший признательные показания от Кросса и Карапетяна? Возможно, вызовет подкрепление. Но думать об этом было некогда.
Я отстрелялся с колена, вслепую, на звук. Пули пробили внутренний слой сэндвича и застряли в середине. В ответ прозвучала целая серия выстрелов, и по тому, откуда велся огонь, я понял: меня берут в тиски… Кто-то из стрелков остался на месте, кто-то, достигнув середины цеха, остановился, кто-то продолжил движение. На одной интуиции, подсознательно я, сделав серию выстрелов, заполучил данные о дислокации противника. Он действовал быстро, но неграмотно. Уже сейчас те, кто окружил меня с двух сторон, начнут стрелять друг в друга, стоит мне только спровоцировать ответный огонь. И только третий стрелок, который оказался напротив меня, был вне простреливаемого коридора и самым опасным.
Я не стал терять времени и, поменяв магазин, отстрелялся по очереди в обе стороны, после чего снова распластался за кучей опилок. Тотчас в нее ударили пули, выбивая пыль. Стрелок, что был справа от меня, вторым выстрелом едва не ухлопал своего визави, и до моих ушей донеслась брань, в этот раз я узнал голос Карапетяна.
Уже не в такой степени опасаясь обстрела с флангов, особенно с правого, я рискнул показаться из-за укрытия, держа пистолет двумя руками. И сразу же увидел своего противника – тощего, как палка, напарника Кросса. Попасть в него даже с близкого расстояния было проблематично, хотя в тире я с двадцати пяти метров укладывал пули в круг размером с яблоко. И здесь передо мной выросла, будто живая мишень, ущербная яблоня с единственным «адамовым яблоком». Два выстрела с интервалом в полсекунды, и эта жердь рухнула на пол, поливая его кровью из развороченного горла.