Офицерский мятеж
Шрифт:
— Это рус!..
Рот ему заткнул ракетный залп с ИБМ. Истребитель вспыхнул. Другие машины открыли огонь по русским модулям. Но позиции у большинства флуггеров были невыгодные — модули заслонял корпус большого десантника или огромная астроматка.
Экипаж «Могилёва» видел, как испарился ИБМ под номером восемь, когда в него попал лазерный луч.
Два уцелевших модуля сумели прилепиться к борту «Блэкпула». Юнитские истребители прекратили огонь.
На несколько секунд все стихло. Казалось, эти секунды растянулись до бесконечности.
Русские моряки рванулись вперед по коридорам «Могилёва», сметая вражеский десант. Несмотря на ожесточенное сопротивление, абордажная партия была сброшена в космос. В живых остался лишь каждый пятый морпех из тех, что штурмовали русский крейсер, и каждый десятый русский военмор.
Петр Сухов был без сознания и не видел, как после потери «Блэкпула» адмирал Кобурн направил к русским кораблям свои главные силы. К «Могилёву» приблизился линкор «Нагасаки», к «Борисоглебску» — тяжелый крейсер «Тулуза». И они начали в упор расстреливать мятежные корабли.
Через десять минут на связь с Кобурном вышел старший из выживших офицеров «Могилёва» — начальник медицинской службы каплейт Бирюков. У него обгорели руки. Военврач обратился с просьбой прекратить огонь и эвакуировать с борта раненых. Командующий Шестым флотом к тому времени уже утратил гнев и нашел в себе мужество прекратить огонь. К русским кораблям снова отправились десантные катера…
Всех пленных мятежников свезли на планету Лена — неподалеку от того места, где был разгромлен отряд кораблей Второй русской эскадры под командованием кавторанга Петра Сухова.
Терраформирование этой горнорудной планеты еще не закончилось, и условия жизни на Лене были не самые лучшие. Главное — воздух уже был пригоден для дыхания.
Часть пленных думали, что Адмиралтейство хочет превратить унылую планету в огромный концлагерь и им предстоит провести в этой пустыне весь остаток лет. Более оптимистичные военморы были уверены: их продержат здесь лишь до вынесения приговора и неизбежного расстрела.
Петр Сухов не думал ни того, ни другого. Он то и дело впадал в беспамятство. Начмед Бирюков диагностировал ему тяжелейшую контузию. Медицинской помощи от юнитов не дождешься — они решили не тратить лекарства на захваченных военморов и морпехов. Русские не считались военнопленными и не подпадали под действие Женевской конвенции. Они были террористами и подлежали скорому суду.
В условиях военного времени были созданы военно–полевые суды, которые, обходясь без долгих заседаний, оформляли приговоры сразу для целой партии арестованных. С каждым русским в отдельности возиться не было времени — мятежники могли атаковать планету в любой момент.
Кавторанга Петра Сухова и офицеров еще вчера отделили от матросов, сержантов, кондукторов и старшин. И сейчас Сухов стоял в строю между
— Я знаю порядок, — шептал на ухо Петру Сухову Семен Бульбиев. — Появляется расстрельная команда, и спецназ сразу сваливает. Когда взвод выстроится, но еще не успеет снять с плеч карабины — бросаемся на них. Может, кому и повезет.
— Согласен, — ответил кавторанг, хотя не уловил и половины сказанного.
Одно это слово потребовало от него слишком больших усилий. В глазах поплыло. Петр качнулся вперед, но соседи по строю не дали ему упасть.
— Все будет путем, — шепнул Бульбиев.
Колонель Пауль Зигмунт напряженно прислушивался. Издалека явственно доносились раскаты. На базе флота шел бой. И вдруг все смолкло. «Неужто отбились? Неужто пронесло?» У колонеля забрезжила надежда.
Не отбились… Через полминуты на северо–востоке загремело снова. На горизонте вспыхивали зарницы, канонада быстро приближалась. А комендантского взвода все нет.
Вопреки запрету цепь шевелилась — арестованные русские переминались с ноги на ногу. И что еще хуже — эти мерзавцы переговаривались. Наверняка готовили побег. «Даст бог, не успеют», — с надеждой подумал колонель.
Зигмунт терпел очень долго. Еще в юнкерском училище его приучили выносить любые неудобства, связанные со службой, и свято блюсти устав. Кто не умел терпеть, вылетал со службы с волчьим билетом.
Наконец терпение его лопнуло, и колонель Зигмунт связался с командиром комендантского взвода.
— Если вы немедленно не приведете своих людей, я отдам вас под трибунал!
— Если доживете, сэр! Удачи вам, сэр! — нервно выкрикнул в ответ комвзвода и оборвал связь.
Колонель опешил от такой наглости, но ненадолго.
— Лейтенант! — крикнул Зигмунт командиру спецназа.
— Слушаю, сэр.
— Трусы сбежали. Придется нам с вами разгребать это дерьмо… Пора открыть огонь.
— Мы — не палачи, сэр. Мы — солдаты.
— Именно эти ублюдки подняли мятеж. Они — его сердце. На их совести тысячи смертей наших товарищей. Их нельзя отпускать!
— Боюсь, нам придется меняться, сэр.
— Как? — не понял колонель.
— Менять этих мерзавцев на наши жизни.
— Тогда надо пристрелить хотя бы одного…
Правая рука колонеля потянулась к кобуре с его личным оружием — карманным бластером, батарея которого обеспечивает пять минут непрерывной стрельбы. Бульбиев, не раздумывая, прикрыл Петра Сухова своим телом. Лазерный луч, конечно, пройдет сквозь грудную клетку каплейта, будто через бумажный лист, и убьет Сухова. Но если есть хотя бы один шанс из миллиона…
Пауль Зигмунт вскинул руку с бластером — и рухнул как подкошенный. Лейтенант спецназа двинул его прикладом «магнума» по затылку.