Оглашению не подлежит
Шрифт:
Анна Семеновна вошла в комнату, медленно сняла с себя пальто. За что именно арестовали Ивана? Если это связано с теми поручениями, которые она передавала ему, то… Она живо представила себе, как в эту ее тихую полутемную комнатку врываются пьяные солдаты (в том, что они будут пьяные, она почему-то не сомневалась), ее хватают и увозят туда, в большой дом на Садовой.
За дверью послышался шум. Схватив с комода сумочку, в которой у нее лежал маленький вороненый браунинг, она стиснула ее у груди, не в силах пошевелиться. Тихо. Должно быть, кошка. В углу мелькнула какая-то
Она вплотную подошла к зеркалу, в упор на нее смотрело бледное лицо с близко поставленными темными глазами. Оно казалось белее от темной косы, лежавшей на плече.
– Нет, так с ума можно сойти, – сказала Анна Семеновна и сама не узнала своего голоса.
Она решительно подошла к комоду. В углу самого нижнего ящика пальцы ее нащупали большую аптекарскую склянку. Открыв притертую стеклянную пробку, брызнула содержимым на тонкий платок. По комнате поплыл острый запах эфира.
…Проснулась она в полной темноте от настойчивого стука в дверь. Не понимая и не вспомнив еще ничего, она зажгла лампу, держась за стену, дошла до двери и открыла.
Перед ней стоял человек в зеленоватом, тонкого английского сукна казакине, отороченном барашком, в казачьей кубанке, которая как-то не очень шла к его явно интеллигентному молодому лицу с офицерскими тонкими темными усиками. Лицо его Анне Семеновне показалось знакомым, только она никак не могла вспомнить, где и когда именно его встречала.
– Прошу прощения, сударыня, – сказал молодой человек, – могу ли я видеть Анну Семеновну Галкину?
Голос пришедшего и свежий воздух, ворвавшийся в дверь, вернули Анне Семеновне ощущение реальности происходящего.
– Входите, – ответила она. – Галкина – это я. С кем имею честь?
Молодой человек не спешил отвечать. Он снял кубанку и шагнул через порог. В комнате, потянув несколько раз носом, он повернулся к Анне Семеновне.
– Эфиром изволили баловаться? Не одобряю!
У Анны Семеновны в голове трещало и гудело, развязность незнакомца вывела ее из оцепенения.
– Что вам за дело до этого? – раздраженно сказала она и прибавила огня в лампе. – И вообще, прошу назвать себя.
– Мое имя вам не знакомо, – ответил гость, – а насчет эфира-то я так, из медицинских соображений. Необычайно вредно.
– Говорите, что вам надо! – уже не на шутку разозлилась Анна Семеновна.
– Извольте, – молодой человек пожал плечами, – прочтите вот это письмо. – Н он протянул ей сложенный вчетверо лист бумаги.
– Боже мой! Опять письмо! – Анна Семеновна с трудом поставила лампу на стол и присела рядом.
“Дорогая Аннет!
Человек, который принесет тебе это письмо, заслуживает всякого уважения и доверия. Он многое уже совершил для общего дела. Доверься ему, и вместе вам удастся облегчить мою судьбу. Прошу тебя об этом в память о папе. Любящий тебя Юрий”.
В голове у Анны Семеновны был какой-то сумбур. Иван Филатов, теперь Жорж Попов! Она знала, что Жорж полтора месяца назад был арестован. Теперь они оба как бы объединились в ее представлении.
“Нет, я все-таки где-то видела его”, – подумала она, глядя на пришельца, а вслух сказала:
– Кто вам дал это письмо?
– Позвольте прежде представиться, – ответил он, – корнет Бахарев Борис Александрович, – он слегка поклонился и прищелкнул каблуками. – Письмо я получил из собственных рук Юрия Георгиевича.
– Но ведь он арестован?
Гость пожал плечами.
– К сожалению, не один он. Мне тоже долгое время пришлось разделять с ним судьбу. Но, слава богу…
– Значит, вы были вместе с ним! Как же вам удалось… – она остановилась в поисках слова.
– Нет, нет, – сказал Бахарев, – не волнуйтесь, я не бежал. Видите ли, когда мы с вами будем больше знакомы, – он сделал многозначительную паузу, – я смогу подробнее рассказать. Деньги значат кое-что и в наше время.
Анна Семеновна почувствовала, что мистика тает.
– Так что же вы хотите от меня? – спросила она.
– Я? – недоуменно переспросил гость. – Я совершенно ничего. Юрий взял с меня клятву, что я обращусь к вам и мы вместе попытаемся вызволить его. В данном случае я невольник чести.
Анна Семеновна задумалась. Почему-то больше всего ее занимала мысль, где она видела этого человека раньше.
– Собственно говоря, – начал он, – сотник Попов питал, может быть какие-то ложные иллюзии, и вы вовсе не намерены…
– Нет, нет. – Анна Семеновна положила руку на плечо гостя. Она слушала давно известную ей историю Жоржа Попова о том, как сам генерал Корнилов прикрепил ему на шею “Анну с бантом”, о том, как он скрывался, потом как голодал, как, наконец, в тюрьме непрерывно рассказывал своему товарищу о любви к ней, а сама думала совсем о другом, о первом письме, полученном ею сегодня, об Иване Филатове.
– Это хорошо, – сказала она наконец, – хорошо, что боевые друзья не оставляют друг друга в беде. Но… – она остановилась и вытерла слезы платочком, все еще зажатым в кулаке, – может быть, я буду непоследовательной, но есть случай более экстренный и трагичный.
Она протянула Бахареву записку, полученную утром. Анна Семеновна видела, что корнет был искренне потрясен содержанием этих нескольких слов. Он вскочил и прошелся по комнате.
– Иван Егорович Филатов? Я слышал о нем. Когда вы получили это письмо?
– Сегодня!
– И вы все еще здесь? А не кажется ли вам странным, что человек, который принес его к вам, не счел возможным зайти? Вам немедленно нужно переменить квартиру!
– Сейчас? Но, боже мой, куда же я пойду?
– Это я беру на себя.
Корнет Бахарев картинно повернулся, и в свете разгоревшейся лампы Анна Семеновна внезапно узнала это лицо, вспомнила, где она его видела. Ну конечно! Он похож на Лермонтова!
– Итак, – говорил он, – долг товарищества повелевает мне взять его судьбу в свои руки. Завтра утром я отправляюсь в Екатеринодар. Я не пожалею жизни, чтобы спасти Ивана. А сейчас собирайтесь. Вы будете жить в другом месте,