Оглянись на пороге
Шрифт:
— А, да, вот у нас Иванцова, Рената Таировна, она действительно в пенсионных. Вот, четыре триста получают…
Обе оглядели набитую современной техникой кухню и снова переглянулись многозначительно.
— Вы где работаете? — строго спросил участковый. Наталья стиснула зубы.
— Я не работаю.
— А на что живете?
— Родители помогают, — ответила она. Тетки хмыкнули.
— Рената Таировна, — сказала старшая, — я буду осматривать, а вы фиксируйте. Надо еще на предмет жестокого обращения проверить. Наверное, с ребенка и начнем.
Так
— Эй! — возмутилась та и ринулась было следом, но участковый придержал за локоть. Она вырвалась и влетела в комнату на вопль дочери.
Бабы бесцеремонно осматривали Аленку, копались в ее спутанных волосах, одна даже оттянула резинку трусиков и с брезгливой гримасой осмотрела содержимое. Аленка повизгивала и вырывалась, тянула руки к матери. Леха почавкал губами и, открыв глаза, осоловело смотрел на происходящее.
— Пишите, Рената Таировна, — скомандовала старшая тетка. — На правом предплечье застарелая гематома. Ссадины на коленях. Педикулеза не наблюдается. Белье несвежее… Как написать, что обкаканное?
— Измазано фекалиями, — предложила вторая.
— Нет, как-то по-другому надо бы… Пишите: белье несвежее, в фекальных массах. В помещении обнаружены бутылки из-под алкогольных напитков, две пепельницы, наполненные окурками сигарет. На момент проверки комната не проветривается. В помещении присутствует сожитель Иванцовой в нетрезвом виде. На полу комиссией обнаружены использованные резиновые изделия номер два.
Она брезгливо поддела сапогом валявшийся, словно сброшенная змеиная кожа, презерватив.
— В качестве рекомендации комиссия считает необходимым проверить несовершеннолетнюю Иванцову на предмет половых связей, а также возможных венерических заболеваний, — продолжила тетка.
— Вы что, с ума сошли? — заорала Наталья.
— Чего происходит? — спросил ошалевший Леха.
— Заткнись, — посоветовала Наталья и повернулась к «комиссии». — Это моя дочь, ясно? И моя квартира. Пошли вон отсюда, я вас не приглашала!
— Как вам это нравится, Фаина Леопольдовна?..
— Мне это совсем не нравится. Товарищ участковый, займитесь мамашей… Рената Таировна, пойдемте проверим кухню на наличие детского питания и будем закругляться.
Наталья рванула было следом, но Аленка вцепилась в ее ногу и завизжала. Схватив дочку на руки, мать почувствовала влажную, пропитанную дерьмом ткань, но на пол ребенка не спустила, потащила в ванную отмывать и переодевать. Леха беспомощно хлопал ресницами, натягивая одеяло до подбородка, столь явно деморализованный представителем власти, что было противно и ясно: помощи от него ни на грош. Тетки громыхали кастрюлями, обсуждая вслух, что есть, а чего на кухне нет, и наконец, основательно разгромив квартиру, потянулись к выходу.
— Имейте в виду, Иванцова, — сказала старшая. — Ваше дело взято органами опеки на учет. Если все продолжится в подобном духе, мы будем вынуждены изъять ребенка и передать
— Куда-куда? — взвилась Наталья. — В учреждение? Это что же, в детдом? При живой матери?
— Вот именно, — последовал невозмутимый ответ. — А вас будем лишать родительских прав. Протокольчик подпишите.
— И не подумаю!
— Рената Таировна, фиксируйте: от подписи отказалась. Ну все, мы предупредили. Вы теперь у нас на контроле.
Тетки вышли, следом просочился участковый, бахнув дверью на прощание.
— Да чтоб вы сдохли, — злобно прошипела Наталья. Аленка жалась к ней, но та в сердцах отвесила ей затрещину, от чего девочка взвыла, села на попу и принялась верещать, вытирая слезы ручонками.
— Ты еще тут орать будешь! — взвизгнула мать, схватила дочь на руки и потащила в спальню. Сунув ее в кроватку, она передернула враз озябшими плечами и нетвердыми шагами направилась на кухню, поставила на плиту чайник и вдруг схватилась за горло, мучаясь внезапными спазмами. Разгромленные шкафчики с распахнутыми дверцами показались ей отвратительными. Она бросила лязгнувший чайник прямо в раковину, выбежала на лоджию, схватила сигареты, оставленные со вчера, и трясущимися руками стала чиркать кресалом зажигалки, бурча под нос неразборчивые проклятия.
Леха в своих грязных трениках ввалился следом, отобрал зажигалку и дал ей прикурить. Наталья лихорадочно затянулась, выдохнула дым и, открыв окно лоджии, высунулась наружу, наблюдая за удалявшимися гостями ненавидящим взглядом.
— Что это было? — тихо спросил Леха.
Она пожала плечами:
— Понятия не имею.
Ирина проснулась до звонка будильника и некоторое время лежала, подсунув под щеку руку. Потом перевернулась на спину, прислушавшись к привычным проволочкам застарелой боли, скручивающей позвоночник. Пронесет — не пронесет?
Кажется, пронесло.
— Бонжур, — медленно произнесла она одновременно с заливистой трелью будильника, выставленного в телефоне на восемь утра. Настроение было отличным. Она сбила одеяло в ком, а потом, дурачась, прямо в постели сделала «свечку», задрав ноги к небесам, подперев спину локтями. Сегодня хотелось веселиться, как в старые добрые времена, когда она была еще девочкой. Ирина вприпрыжку побежала в душ, крутила смеситель вправо-влево, добиваясь эффекта контрастного душа, а когда, распаренная, вылезла из ванны, увидела в зеркале незнакомку.
Не веря своим глазам, она вгляделась в собственное отражение.
Ее волосы, мокрые, растрепанные после мытья, ее нос, длинноватый, но вполне изящной формы, ее губы, не слишком полные…
Глаза были другими.
Горело в них нечто этакое, подсвечивая изнутри, превращая стальную серость в неопределенную, с голубым, точнее, даже васильковым оттенком. Они горели на лице, словно сапфиры, и Ирина, глядя в зеркало, вдруг почувствовала себя восхитительно молодой.
Чудеса. Вроде бы водку накануне кушала, и не сказать, что мало. А выглядит как огурец!