Огнем и мечом. Дилогия
Шрифт:
Глава XX
Разбудил ее лай собак. Открыв глаза, увидела она далеко впереди огромный тенистый дуб, двор и колодезный журавль. Елена тотчас же стала будить своего спутника.
– Ваша милость, проснись! Проснись, сударь!
Заглоба разлепил глаза.
– Что такое? Куда это мы приехали?
– Не знаю.
– Погоди-ка, барышня-панна. Это казацкий зимовник.
– Так и мне кажется.
– Тут, верно, чабаны живут. Не самая приятная компания. Чего эти псы, чтоб их волки сожрали, заходятся! Вон и кони с людьми у хаты. Делать нечего, едем к ним, а то, если объедем, за
– Немножко.
– Один, два, три… четыре коня оседланных. Значит, там четыре человека. Сила невеликая. Точно! Это чабаны. Разговаривают о чем-то. Гей, люди, а давайте-ка сюда!
Четверо казаков сразу же подъехали. Это и в самом деле были чабаны при конях, или табунщики, присматривавшие летом в степях за табунами. Пан Заглоба тотчас отметил, что только один из них при сабле и пищали, остальные же трое были вооружены палками с привязанными к концам конскими челюстями; однако он знал, что такие табунщики бывают людьми дикими и для дорожных опасными.
И точно, подъехав, все четверо исподлобья воззрились на прибывших. На их коричневых лицах не было и признаков радушия.
– Чего надо? – спросил один, причем никто не снял шапки.
– С л а в а Б о г у, – сказал пан Заглоба.
– Н а в i к и в i к i в. Чего надо?
– А далеко до Сыроватой?
– Н е з н а е м о н i я к о ї Сыроватой.
– А зимовник этот как зовется?
– Гусла.
– Напоите-ка коней.
– Нету воды, высохла. А откуда вы едете?
– От Кривой Руды.
– А куда?
– В Чигирин.
Чабаны переглянулись.
Один из них, черный как жук и косоглазый, уставился на пана Заглобу и, помолчав, сказал:
– А зачем с большака съехали?
– А там жарко очень.
Косоглазый положил руку на повод пана Заглобы.
– Слазь, панок, с коня. Незачем тебе в Чигирин ехать.
– А это почему бы? – спокойно спросил пан Заглоба.
– А видишь ты вот этого молодца? – спросил косоглазый, указывая на одного из товарищей.
– Вижу.
– Он из Чигирина п р и ї х а в. Там л я х i в р i ж у т ь.
– А знаешь ли ты, мужик, кто за нами в Чигирин следует?
– Х т о т а к и й?
– Князь Ярема!
Наглые лица чабанов во мгновение стали смиренными. Все, точно по команде, поснимали шапки.
– А знаете ли вы, хамы, – продолжал пан Заглоба, – что делают ляхи с теми, которые р i ж у т ь. Они их в i ш а ю т ь. А знаете ли, сколько князь Ярема войска ведет? А знаете ли, что он уже в полумиле отсюда? Ну так как, собачьи души? Хвосты поджали? Вот как вы нас приняли! Колодец у вас высох? Коней поить воды нету? А, стервецы! А, кобыльи дети! Я вам задам!
– Не с е р д и т е с я, п а н е! Колодец пересох. Мы сами к Кагамлыку ездим поить и воду для себя носим!
– А, прохвосты!
– П р о с т i т ь, п а н е. Колодец пересох. Велите, так сбегаем за водой.
– Без вас обойдусь, сам со слугою поеду. Где тут Кагамлык? – спросил он грозно.
– От, две мили отсюда! – сказал косоглазый, указывая на череду зарослей.
– А на дорогу этим путем ворочаться или по берегу доеду?
– Доедете, п а н е. В миле отсюда река к дороге сворачивает.
– Эй, слуга, ну-ка давай вперед! – сказал пан Заглоба, обращаясь к Елене.
Мнимый слуга поворотил коня на месте и мигом ускакал.
– Слушать
– Добре, п а н е.
Через четверть часа Заглоба опять ехал рядом с Еленой.
– Вовремя я им князя-воеводу выдумал, – сказал он, прищурив глаз, закрытый бельмом. – Теперь они целый день сидеть будут и разъезда ждать. От одного только княжеского имени у них дрыготня началася.
– Ваша милость таково быстро соображает, что изо всякой переделки выпутаться сумеет, – сказала Елена. – И я бога благодарю, что послал мне такого опекуна.
Шляхтичу эти слова пришлись по вкусу, он усмехнулся, погладил рукою подбородок и сказал:
– А что? Есть у Заглобы голова на плечах? Хитер я, как Улисс, и должен тебе, барышня-панна, сказать, что, ежели бы не хитрость эта, давно бы меня вороны склевали. Но что же нам делать? Надо спасаться. Они и вправду в близость княжеских войск поверили, ибо ясно же, что князь не сегодня-завтра появится с мечом огненным, аки архангел. А ежели б он заодно и Богуна по пути извел, я бы дал обет босиком в Ченстохову пойти. А хоть и не поверь чабаны, ведь одного упоминания о княжеской силе довольно было, чтобы их от покусительства на живот наш удержать. В любом случае скажу я тебе, барышня-панна, что наглость их – недобрый для нас signum [83] , ибо означает это, что мужичье здешнее о викториях Хмельницкого наслышано и час от часу будет становиться нахальнее. А посему следует держаться нам мест безлюдных и в деревни заглядывать пореже, так как сие небезопасно. Яви же, Господи, поскорее князя-воеводу, ведь мы в такую ловушку попались, что будь я не я, хуже и придумать трудно!
83
знак (лат.).
Елена снова встревожилась и, желая услышать из уст пана Заглобы хоть одно обнадеживающее словечко, сказала:
– Теперь я уж вовсе уверовала, что ты, сударь, и себя, и меня спасешь.
– Это конечно, – ответил старый пройдоха. – Голова затем и есть, чтобы о шкуре думать. А тебя, барышня-панна, я уже так полюбил, что, как о собственной дочери, о тебе печься буду. Самое скверное, сказать по правде, что непонятно, куда удирать, ибо и Золотоноша эта самая не очень верное asylum. [84]
84
убежище (лат.).
– Я точно знаю, что братья в Золотоноше.
– Или да, или нет, потому что могли уехать; и в Разлоги наверняка не той дорогой, какой мы едем, возвращаются. Я-то больше на тамошний гарнизон рассчитываю. Ежели бы этак Бог дал полхоругвишки или полрегиментика в крепостце! А вот и Кагамлык! Теперь хоть очереты под боком. Переправимся на другой берег и, вместо того чтобы вниз по реке к большаку пойти, пойдем вверх, чтобы следы запутать. Правда, мы окажемся близко от Разлогов, но не очень…
– Мы к Броваркам ближе будем, – сказала Елена, – через которые в Золотоношу ездят.