Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
— А как же Красный трон? – спросил с прищуром Цинта, пытаясь хоть как-то вразумить князя.
– Давеча ты ехал сюда с одним желанием – перебить родню и стать верховным джартом. С чего вдруг такая перемена в желаниях, мой князь?
— С того, что только дураки и ослы неизменны в своих желаниях.
***
«Дальше не станет легче».
Армана шнуровала её бальное платье, а Иррис думала. Нет, легче и правда не становилось, становилось с каждым мгновеньем всё тяжелее. Когда утром
Завтрак накрыли на небольшой террасе с видом на море и гору, и в этот раз к ним с Себастьяном присоединился Гасьярд. Его появление Иррис показалось довольно странным. Он был гладко выбрит, тщательно причёсан и одет с иголочки, поклонился церемонно и поцеловал руку, но ей показалось, что поцелуй этот был слишком долгим, и её руку Гасьярд выпустил как-то неохотно.
А затем он расположился прямо напротив, и его немигающий внимательный взгляд заставил сердце Иррис сжаться в недобром предчувствии.
Зачем он здесь? К чему все эти церемонии? Почему он так на неё смотрит?
Себастьян сегодня был приветлив и мил, сел рядом и спрашивал её о, казалось бы, обычных вещах — как ей спалось, как ей нравится погода и готова ли она к сегодняшнему балу, но под цепким взглядом Гасьярда, казалось, что все эти вопросы с подвохом.
Слуги разливали ароматный чай, свежие булочки пахли корицей и апельсиновый джем лежал на них янтарными каплями, но у Иррис аппетит совсем пропал.
— Как ты провела сегодняшнее утро? — спросил внезапно Гасьярд, глядя на неё поверх чашки из тончайшего фарфора. — Охрана говорит, ты встала с рассветом…
Этот вопрос был таким внезапным, что она даже растерялась.
Он говорил с охраной? Он что, следит за тем куда она ходит?
— Я… была в библиотеке… читала, — она сжала свою чашку обеими руками, чтобы не видно было, как они дрогнули.
— Так рано?
— Я люблю ранее утро, всегда встаю рано, — ответила Иррис уклончиво.
— И что ты читала?
— Поэмы… поэмы Оллита, — ответила она.
— Читать поэмы так рано поутру, — Гасьярд чуть улыбнулся, — это романтично. Надеюсь, никто тебе не мешал?
— Дядя, кто мог ей помешать в библиотеке? Туда же ходит только тётя Эв, а как ты знаешь, она спит до полудня, — ответил за Иррис Себастьян.
— Ну мало ли, в связи с этой помолвкой дворец полон гостей, — ответил невозмутимо Гасьярд.
— Нет, мне никто не мешал, — поспешно ответила Иррис, надеясь, что на этом вопросы прекратятся.
Но Гасьярд посмотрел в чашку, словно на её дне лежал целый список таких вопросов, а потом снова перевёл взгляд на Иррис:
— Значит, ты была одна?
— Да, — ответила
Вопрос был настолько неожиданным, что она солгала. Зачем она это сделала? Наверное, потому что надеялась прекратить этот странный допрос, а может, потому, что это было менее ужасно, чем рассказывать о своей встрече с Альбертом. Но потом она подумала, что каждый раз, когда ей приходится лгать, пытаясь всё упростить, всё только усложняется. Эта ложь потянет следующую, и следующую, и если Альберт вдруг скажет, что говорил с ней утром в библиотеке, это… это будет просто позор!
Но исправить уже ничего нельзя. Признаться в том, что на самом деле произошло, она так и не смогла. Лишь смотрела мимо Гасьярда на Грозовую гору, чувствуя, как колотится сердце.
«Здесь завтракают ложью, едят её на обед и даже дышат ею. Если ты хочешь здесь выжить — тебе придётся этому научиться».
И слова Альберта вспомнились так некстати. Неужели ей и в самом деле придётся этому научиться?
Почему Гасьярд вообще об этом спросил? Зачем он говорил с охраной? А если их всё-таки кто-то видел? Боги милосердные, это просто невыносимо!
— И ты не заметила ничего странного? Или… необычного? — спросил он снова.
— Нет, — ответила Иррис коротко.
— А я думал ты поинтересуешься, что я подразумеваю под «странным и необычным», — он чуть улыбнулся.
— Это было утро, как утро, — ответила она, поставив чашку неловко, так, что она звякнула о блюдце, — тишина, рассвет, книги. Я читала… а потом раздался гул, всё затряслось, я вернулась к себе и увидела столб дыма над горой. И дым, это, разумеется, необычно. Но дым видели все, а не только я, — ответила она, сложив руки на коленях.
А Гасьярд спрашивал снова и снова, и все вопросы крутились вокруг этого утра, и с каждым вопросом Иррис всё больше погружалась в пучину отчаянья — он знает! Или подозревает… Или что тогда ему от неё нужно?
Какое дело вообще Гасьярду до неё и её утренних занятий?
Себастьян игнорировал вопросы дяди, временами отшучивался или говорил о постороннем, и вконец измучившись этим допросом Иррис нащупала под столом руку жениха и чуть сжала её. Он понял. И на этом завтрак закончился.
Они вышли на короткую прогулку в сад, после которой Себастьяну нужно было заняться приёмом послов и подготовкой к балу. Гасьярд удалился, вежливо откланявшись.
Иррис шла рядом с женихом и думала о том, что произошло, о Гасьярде и сегодняшнем утре, и вспомнила слова Таиссы:
«Тебе следует поторопить со свадьбой Себастьяна. Если о тебе узнала я, то завтра о тебе узнает вся наша прожорливая стая. И когда они до тебя доберутся — от тебя даже перьев не останется».