Огненная пора
Шрифт:
— Не слишком увлекайся, — предупредил его Арнанак. — Завоевание только началось и продлится долго, мы ещё можем не дожить до его конца.
— Тем больше смысла помечтать сейчас, — сказал сводный брат Торнака Игини. Отец сделал им знак замолчать. Молоды они были и ещё не обладали достаточно хорошими манерами. Двое других были постарше, трезвые женатые мужчины, но ни один из них ещё не перешагнул свои первые шестьдесят четыре года, а потому власть Арнанака распространялась и на них.
Он хотел, чтобы к Кусарату проявляли уважение. Хотя похоже, что он беспокоился зря, потому что Кусарат спросил:
— Это все твои
Арнанак не стал отказываться. Кроме нескольких супруг, полученных в результате браков по расчету, и ряда наложниц, он наверняка оплодотворил многих жен, которых ему одалживали во время странствий. Мужьям было приятно оказать ему гостеприимство в надежде на появление в доме детей хорошей породы. У него была не только слава и сила — был ещё и он сам, большой, с мягкой походкой, и на черном лице глаза были настолько же зелены, насколько зубы белы, а самые страшные раны, полученные им в своей бурной жизни, зажили, не оставив шрамов.
Он ответил совершенно серьезно:
— Да. Одни сейчас в морских набегах, другие несут послания от меня по суше. Но большинство дома и делают то, что я им приказал. Я никогда не забываю, на каком узком краю мы живем — пока не завоевали себе новые дома в лучших странах. И даже такая победа, как сегодня, значит меньше, чем сбор еды и тех товаров, что мы можем продать.
— Нг-нг-нг… ты говоришь, как житель Союза, — пробормотал Кусарат.
— А я был им. С тех пор как я имел с жителями Союза дело в Валеннене, я наблюдал за ними, я их слушал, я старался научиться. Как ты думаешь, почему они установили свою власть над всем миром, который мы знаем? Конечно, они больше нас умеют, их страна богаче, их там больше, все это правда. Но главное — ив это я верю — главное то, что они умеют рассчитывать наперед.
— И ты хочешь нас сделать такими же? — настороженно спросил Кусарат.
— В той мере, в какой мы сможем стать такими и в какой мы от этого выиграем, — ответил Арнанак.
Кусарат какое-то время смотрел на него, освещаемого вспышками неровного пламени, и, помолчав, сказал:
— И ещё ты водишься с даурами… и кто знает с какой ещё чертовщиной?
— Мне часто задавали этот вопрос, — сказал Арнанак. — Лучший ответ, который у меня есть, — это правда. Кусарат поднял уши и махнул хвостом:
— Я тебя слушаю.
— Впервые я встретил их, киаи-аи, может быть, пару сотен лет тому назад, когда я был юнцом, только что из щенячества, и Факелоносец ещё не потревожил мир. Хотя он был так ярок, что ночью отбрасывал тень от предметов, и мы знали, что он идет к нам. Но молодые не боятся далекого завтра, а старым нет смысла о нем думать. Мы хорошо жили в те дни — ты помнишь?
— Мои родители жили в Эвисакуке, где Мекусак был оверлингом. Мой отец был полностью свободным хозяином, а не вассалом. Дом наш стоял на горе Клык, и близких соседей не было. Мои родители считали, что меня зачал Мекусак в тот раз, когда укрылся у них от непогоды. Потому что я рос таким же большим, как он, и таким же вспыльчивым, и так же не любил ковыряться в земле. У нас был нищенский клочок земли, где росли несколько травинок. А главным занятием отца и нас, парней, была
Так год от года я отдалялся от семьи, и на меня все больше ворчали. И однажды я, бродя сам по себе на западных склонах тор, так высоко, что видел, как блестит вдали океан, нашел там даура. До того я видал их иногда мельком. К нам они не так редко заходят, как в другие места Южного Валеннена. Может быть, потому, что у нас глушь с редким населением, может быть, потому, что здесь больше тех растений, которыми они кормятся, а нам не годятся. А может быть, наша земля зачарована. Кто ведает? Я и по сей день не знаю.
Так или иначе, передо мной оказалось это сверхъестественное существо. Его придавило накануне поваленным бурей деревом. Он уже еле двигался, и под кожей ходили волны, а сама кожа из пурпурной стала белой под беспощадным полуденным солнцем. А лепестки на ветке — на той ветке, где должна бы расти голова, — сжимались и разжимались, как будто задыхаясь, воздух ловили, и усики под ними корчились. Из живота смотрели три глаза, черные, как дыры. И дыра тоже там была, пробитая острым обломком ветви, и из неё сочилась сукровица.
В первое мгновение я хотел убежать, а во второе — убить. Однако я сдержался. И меня осенила мысль: мы их боимся, а иногда ненавидим, потому что не знаем их. Не потому, что в них зло — есть рассказы о том, как они приносили нам вред, но эти рассказы могут быть ложью. И есть рассказы о том, как они помогали смертным, и эти рассказы могут быть правдой. Не заманчиво ли свести дружбу с дауром? Я сбросил с него дерево — для меня оно было легким, отнес его в пещеру неподалеку, почистил и перевязал его рану, как только мог, и сделал ему постель из лиа. Несколько последующих дней я носил ему воду и еду, которую он ел.
Я говорю «он», но это могла быть и «она», и «оно», и вообще Бог знает что. И я даже не знаю, стали ли мы друзьями так, как дружат смертные. Кто может знать, о чем думает даур к глубине своего чрева или лепестков, или где там у них душа помещается, если она вообще у них есть? Я только знаю, что мы перестали друг друга дичиться и стали чуть-чуть разговаривать. Мне было трудно овладеть его журчанием и писком, а он нашу речь совсем не мог изобразить. Но мы как-то поняли значение отдельных жестов и звуков.
Когда он выздоровел, он не подарил мне ни сокровищ, ни волшебной силы, на что я надеялся. Он только дал мне понять, что просит меня возвращаться, когда я только захочу. Домой я вернулся в задумчивости.
Конечно, я никому ничего не рассказал. Возвращался я часто. И меня обычно никто не встречал, но иногда я бродил с целыми компаниями этих существ. Металлов они не знали, но давали мне каменные инструменты, не подходящие для моих рук ни по форме, ни по размеру, но для них очень удобные, а может быть — приносящие удачу. А я водил их вокруг — помнишь, они же там не жили, они приходили с Пустынных холмов и вдоль Стены Мира ненадолго — и я помогал им ловить мелкую дичь, которой бы мне не прокормиться, и отдавал им кости от своей добычи, из которых они делали свои инструменты. Может быть, это и было одной из их целей. В Старкленде, как я потом узнал, все животные — карлики.