Огненная река
Шрифт:
Я перелез через неё и встал с кровати, чтобы найти сигареты. Глаза так привыкли к темноте, что можно было не зажигать свет. Окно стало молочно-белым. Я нашёл сигареты и пепельницу, сел на кровать, но как только зажёг спичку, у меня пропало желание курить.
Спичка быстро догорала. Это было красивое пламя светлого ярко-красного цвета. Я положил в пепельницу столбик тонкого белого пепла лишь после того, как мне обожгло пальцы. Потом я зажигал и зажигал спички, но не мог успокоиться. Суетливое шлёпанье резиновых тапок в коридоре слышались до головокружения отчётливо. Из соседней комнаты раздавался чей-то крик, просили принести сочжу.Будто желая успокоить меня, не находящего себе места, жена, лёжа неподвижно, сказала:
—
— Не надо.
— Везде всё одинаково.
В голосе жены слышалось разочарование, которое нельзя было скрыть, хотя она очень старалась. Мы с ней усердно, как муравьи, трудились прошедшие пять лет.
«Знаешь, мой муж совсем не разбирается в жизни, он даже думал, что мы сможем устроить свадьбу, купить кольца и снять жильё, если у нас будет сто тысяч вон [5] », — я иногда слышал, как жена шепталась со своими подружками и хихикала. Я на ней женился не потому, что любил её, а потому что она забеременела. Но она избавилась от ребёнка, которого зачала ещё до замужества. Она говорила, что мы не можем иметь детей, пока снимаем жильё. Она мечтала: «Давай купим маленький домик; на маленьком дворе размером с ладонь повесим бельевую верёвку, а на ней разноцветную одежду; если ребёнок заплачет, то оставим его, пока он сам не успокоится, чтобы он вдоволь накричался; во дворе привяжем качели и, когда малыш подрастёт, купим ему трехколёсный велосипед; давай покончим с тем, что даже ночью или на рассвете нам приходится натягивать штаны, чтобы выйти в туалет». Я не смеялся над мелкобуржуазными мечтами жены. После третьих преждевременных родов она начала полнеть, что было очень заметно.
5
Вона — корейская национальная валюта. Тысяча вон равна примерно одному доллару США.
Постепенно она менялась. Она менялась, как наши дыхания, образующие слой пыли при соединении, как падает песок в песочных часах, постепенно заполняя ёмкость, как стираются старые камни и превращаются в прах. Она менялась, как меняется шелковичный червь через первые сутки, вторые, третьи… Мы проводили время, почти не разговаривая. Теперь жена не говорит: «Мой муж ничего не знает, он думает, что мы можем купить и квартиру, и кольцо для меня, если у нас будет всего лишь сто тысяч вон». Мы больше не рассказываем чужим людям друг о друге с радостью и с гордостью.
Было слышно, как трещат цикады — «цирк-цирк». Стеклянная пепельница раскалилась.
— Боюсь, что пепельница вот-вот треснет.
Когда-то ночью, когда мне не спалось, я сжёг одну за другой все спички из коробки и разбил пепельницу. Раскалённая пепельница разломилась ровно посередине на две части без единого осколка, издав звук «ценг», будто её разрубили промышленным резаком для бриллиантов.
Прилетевшая на свет у изголовья кровати моль трепетала крылышками. Я приблизил огонь спички и привлек насекомое к себе, потом схватил пальцами крылья, покрытые толстым слоем пыльцы, и поднёс огонь к слабому раздувшемуся брюшку. Вдруг пламя вспыхнуло, слабое дрожание от крыльев перешло к руке. Моль перестала двигаться, не рассыпав ни одной крупицы пыльцы.
— Ты какой-то странный. Что с тобой?
Жена, не смея остановить меня, закрыла испуганное лицо ладонями и отвернулась. Я завернул мёртвую моль в туалетную бумагу, положил её на тумбочку у кровати и лёг, вытянувшись на спине. С некоторых пор я не удовлетворял жену в сексе. Квартира, которую мы снимали, выходила окнами на улицу, а напротив, через дорогу, был теннисный корт; ночной фонарь горел там до одиннадцати часов ночи, и оттуда доносились удары мячей — «танг-танг». В комнате было светло даже без лампы. И в этой светлой комнате мы с ощущением, что кто-то подглядывает за нами, торопливо занимались любовью. И потом, когда
Из комнаты хозяина доносился нестройный бой настенных часов — два, три раза… Это мне мешало уснуть, тогда я зажигал спичку, и рой насекомых на оконном стекле исчезал.
В то время среди беженцев началась холера, много детей умерло, и я потерял своего младшего четырёхлетнего брата. В ту ночь, когда мы похоронили его, завернутого в соломенную циновку, будто выбросили что-то ненужное, я видел перед глазами красных насекомых, ползающих по оклеенной бумагой двери. Легко передвигающиеся полчища насекомых казались резьбой, рельефом, и они не исчезали. Когда я смотрел на это, мне казалось, что это знак от моего братишки. В ту ночь я описался так, что промокло всё одеяло.
Я протянул руку и щёлкнул выключателем над изголовьем. Жена закрыла глаза тыльной стороной ладони, укрываясь от света. Шум в соседней комнате не утихал.
С любимым моим, С любимым моим…Пластинку в проигрывателе заело, она вертелась на одном месте, треща «тик-тик», но на это, видимо, никто не обращал внимания.
— Кажется, вся ночь будет такой. У меня ужасно разболелась голова.
Жена сказала это с раздражением, не глядя на меня.
— Ну что ты, когда-нибудь они успокоятся и лягут спать. Кстати, мне надо узнать, когда отправляется судно.
Я нажал интерфон и попросил разбудить нас на рассвете, чтобы мы не опоздали на корабль.
Жена нахмурилась и закрыла глаза руками.
— Если у тебя так болит голова, я схожу в аптеку за лекарством.
— Что ты, проще отправить посыльного.
Я взял небрежно брошенные на пол брюки и сунул в них ноги.
— Я пошёл. Скоро вернусь.
Открыв окно, я взглянул на море. Туман стал ещё гуще и закрывал море плотно, как солнцезащитный козырёк над окном. Я знал, что буду переживать из-за того, что не смог удовлетворить жену.
— Возвращайся скорее.
Когда я выходил из комнаты, жена по-прежнему закрывала одной рукой глаза от света лампы, другой натягивала на себя одеяло, пытаясь прикрыть наготу. Я громко захлопнул дверь.
Перед дверями гостиницы на некоторое время я ощутил свободу. В какой-то комнате на втором этаже закрыли окно — «щёлк-щёлк»…
В нашем номере было темно. Я догадывался, что жена облокотилась на подоконник, опустила голову на руки и сверху сквозь густой туман смотрит на меня.
Купив обезболивающие средства в аптеке на другой стороне улицы, я положил их в пакет и пошёл по дороге. Мне хотелось выпить несколько стаканчиков сочжу,прежде чем вернуться в гостиницу.
С самого начала у меня не было желания испортить настроение жене. Тем более разбить её надежды на эту поездку. Ведь не зря же она выбрала маршрут, совпадающий со свадебным путешествием. Я не хотел расшатывать ещё не видимые, но уже существующие трещины в наших отношениях. В прошлом месяце мы сделали последний взнос на счёт в банке, на который пять лет откладывали деньги. Мы взяли там кредит, и у нас появились деньги на покупку маленького домика на окраине. Кроме того, как мы и планировали, через два месяца у нас родится ребенок. Я взял отпуск на пять дней, хотя это были дни моего летнего отпуска, которым я не воспользовался, а жена освободила свои руки от пялец. В то время, пока она вышивала, я работал сверхурочно, чтобы заработать дополнительные деньги, а по ночам за копейки делал изрядно надоевшие мне переводы. Я точно не помню, о чём мечтал, когда меня называли молодым человеком, каковы были мои амбиции, не помню, каким я был ещё раньше, в юности. Возможно, я хотел стать лётчиком или моряком и уехать далеко-далеко. Но совершенно точно, что я не собирался потратить почти одну десятую часть своей жизни на то, чтобы купить дом.