Огненная земля

Первенцев Аркадий Алексеевич

Выбив немцев из рва, решили исход первого дня. Единственная позиция (дальше было море) сохранилась.

Немцы сразу же пошли в очередную атаку. Но у защитников плацдарма теперь был поднят воинский дух. Теперь каждый снова сражался за десятерых. Люди шли на танки и, одобренные восхищенными взорами товарищей, взрывали машины и зачастую умирали. В первый день родились первые в батальоне Герои Советского Союза.

Батраков разыскал Букреева, подполз к нему и, схватив его обе руки, пожал их.

— Дружище, чертило, — орал он ему в ухо. — Вот во–время ты. Чуть в ящик не сыграли!

Впервые произнесенное «ты» было так понятно и уместно. Букреев взял у кого-то

папироску (свои подмокли), покрутил ее в руках и, прикурив, затянулся. Закружилась голова. Он ничего не мог отвечать сейчас. Голос сорвался совсем, а Батракову нужно было каждое слово кричать, чтобы он услышал. Они любовно смотрели друг на друга, и Букреев улыбался своей милой «гражданской» улыбкой.

— Все же мы их того, — сказал Букреев, ласково вглядываясь в Батракова.

— Я же говорил, начнем, и будет все ясно и понятно… Что у тебя на носу, Букреев?

— На носу?

Батраков пощелкал себя по кончику носа.

— Нос тебе оцарапало. Чепуха! Сколько железа летит кругом и только чуть–чуть кончик носа, а? Смешно прямо…

Букреев провел ладонью по носу, обнаружил кровь.

— Ничего, что оцарапало.

— Что ты? — наклонившись к нему, переспросил Батраков.

— Ничего, говорю.

— Я думал ты что-нибудь другое. — Он погладил свои колени. — Набегался я, Николай Александрович. Ноги не носят… Сижу за весь день в охотку. А конца–края пока нет. Все же решили нас вытурить отсюда… Ложись!

Вслед за криком Батракова «ложись» снаряд поднял вверх землю и камни. Лежа на пожелтевшей траве, Букреев с тревогой в душе наблюдал, как закрутилось бурое курчавое облачко, как разнесло от конуса взрыва осколки, и на него, больно ударяя по спине, упала земля. Он чувствовал, что на этот раз пронесло, и вместе с радостью пришло чувство страха. За первым должен последовать второй снаряд; вероятно, их группу заметили и накрывают. Надо скорее выкарабкаться и приспособиться где- нибудь в другом месте. К нему подполз Манжула и принялся его раскапывать, отбрасывая под себя горстями землю.

— Комиссара, комиссара, — прикрикнул на него Букреев.

Но комиссар уже без посторонней помощи выбрался из завала. Отплевываясь и отирая шею фуражкой, он оглядел комбата внимательными глазами.

— Кажется, ты опять ничего, — сказал он, — надо нам разбегаться. Если двоих сразу накроет, — непорядок.

Батраков перекинул на плечо автомат.

— Я буду во второй роте, а ты пока здесь, а потом надо находить КП, Букреев. Тебе не стоит рисковать.

Распаханная снарядами, земля дымилась как подожженная. Парные запахи мешались с гарью взрывчатки. Здесь не так давно люди пасли коз и коров, на пригорках резвились детишки–пастушата, пиликая на свирель- ках, на прибрежье сушили сети и выносили в ивовых корзинах живое серебро сельдей, кефали и султанки.

В цепи участилась стрельба, и приятные уху звуки стрельбы из своих автоматов переплетались с длинными и однообразными, татакающими очередями немецких магазинов–рожков. Невдалеке от Кондратенко стреляла Таня. Букреев давно наблюдал за ней, но Батраков только сейчас ее заметил.

— Не в свое дело! — прокричал он комбату. — Не в свое дело влезла.

Батраков ушел и следом за ним, цепляя локтями за стенки окопа, подошел Курилов.

— Лейтенант Курилов прибыл по вашему приказанию, товарищ капитан.

— Я хотел вместе в вами обойти наших…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Внимательно присматриваясь к утомленному лицу Курилова, Букреев выслушивал его соображения о переходе батальона

к обороне. Письменное приказание комдива было подписано также Степановым, с короткой его припиской: «Осмотритесь и развивайте укрепления. По–моему ров пристрелян и потому так велики потери, о которых вы сообщаете».

Курилов замолчал. Букреев умостился поудобнее и принялся набрасывать на бумаге схему обороны. Еще не пришедший в равновесие после рукопашного боя, Курилов рассеянно следил за карандашом, рисующим овальные круги, заштрихованные косыми линиями, клеточками и пунктирами. Трудно было сосредоточиться на этих кружочках, когда попрежнему тряслась земля, били скорострельные пушки, а прибежавший от автоматчиков моряк горячо просил разрешения отрывать сап, чтобы выручить их командира роты, попрежнему лежавшего впереди окопов. На выручке Цыбина уже было потеряно четыре человека и Букреев запретил до темноты вести сап. Курилову казалось странным такое жестокосердие Букреева по отношению к лучшему командиру роты, которого всегда ценил комбат. Букреев заканчивал разрисовку кружков.

— Смотрите внимательно сюда, — кончик, карандаша постучал по бумаге. — Надо проследить вам и строго проследить, чтобы было именно так.

— По боевому уставу пехоты?

— По боевому уставу, — глаза Букреева потемнели, — придумывать ничего не будем. Недостаток наших позиций в том, что мы сидим во рву, заготовленном для нас противником, и теряем людей.

— Но атаки…

— При атаках противник потерял гораздо больше нашего. Мы несем потери от огня. Я бы на месте немцев не атаковал. Только огонь. И нам туго пришлось бы во рву. Итак… пока немцы не оценят своих преимуществ… Я наметил здесь ротные районы, главные опорные пункты и распределил средства усиления. Берегите противотанковые ружья и минометы. Сегодня потеряно много ПТР все из-за этой линии. Земляные работы начинать с наступлением темноты и копать всю ночь, если только противник не возобновит штурм… — Букреев помедлил, по- прежнему пристально наблюдая Курилова. — Вот приходили от автоматчиков. Вы, вероятно, тоже упрекнули меня?

Курилов сделал неуверенный жест.

— Цыбина я люблю не меньше вашего, но если выручать его сейчас, а немцы заметили нашу возню, мы совершенно зря потратим людей. Кстати, каковы потери в роте?

Курилов назвал цифру. Рота быстро истаяла. Отданные армейцам пятьдесят человек пока не были возвращены.

— По–моему сохранять роту автоматчиков как боевую единицу….

— Расформировать? Роту автоматчиков?

Букрееву было трудно принимать решение по этой сплоченной роте смельчаков, к которым он так привык в дни подготовки.

— Распределить… Мы пополним убыль в стрелковых ротах. Укрепим их.

Курилов молчал. Тогда Букреев решительно начертил на схеме еще несколько кружочков.

— Примерно так распределите автоматчиков. А сейчас к ним.

Курилов шел за Букреевым и видел его чуть ссутулившуюся, запыленную спину, локти, плотно прижатые к бедрам по привычке кавалериста, сапоги с задниками, потертыми шпорами. Курилов вспомнил, как вначале Цыбин втихомолку подшучивал над комбатом за эти следы шпор и за бриджи с леями. Теперь Цыбин лежал с перебитыми ногами где-то за бугром рассыпанной сырыми комьями земли. Автоматчики собрались группкой. Среди них был моряк, прибегавший к Букрееву, и Стонский. Автоматчики о чем-то горячо спорили и при приближении комбата неохотно разошлись по своим местам. Надя Котлярова спокойно перевязывала раненного в голову русого ясноглазого парня и журила его. Раненый кривился от боли и виновато после каждого витка бинта прощупывал голову: