Огненная земля
Шрифт:
На плот перенесли Горленко. Завернутый в одеяло и привязанный вначале ремнями к самим носилкам, а потом уже стеклинями к плоту, он мог только чуть–чуть поворачивать голову и со страдальческим удивлением посматривать на людей.
— Сейчас доставим голубым экспрессом, — сказал Жатько, опускаясь возле Горленко и дело–вито проверяя вязку.
От тела Жатько уже не шел пар. На спине шевелились лопатки и под кожей ходили клубки мускулов.
— Ты озяб, — тихо сказал ему Горленко.
Жатько ничего ему не ответил, поднялся, подозвал товарищей.
Таня прикоснулась губами ко лбу Горленко, а Батраков, очень любивший его, боясь «разрюмиться», буркнул ему на
Моряки повели плот. Пена летела на согнутые спины, на головы. Вот они окунулись в воду. В тумане закричал баклан. Волна пришла и замыла впадины в песке от голых ступней.
Рядом с притихшим боцманом жадно курил Рыбалко, с хозяйской настороженностью наблюдавший за плотами.
— Дотянули, — облегченно выдавил он, — довели Горленко.
На передовой противник начал огонь длинными, богатыми очередями и сразу из нескольких пулеметов, а десантники отвечали редко и зло. Рыбалко повернулся и прислушался к перестрелке, как к фразам, написанным на хорошо понятном ему языке.
Моряки быстро одевались. Из госпиталя пришла Тамара. Сидя на камне, она искоса посматривала на одевавшихся моряков. Подошла проститься Рая. Тамара лениво и как будто нехотя протянула ей руку. Рая расцеловала Таню.
— Помни наш уговор, — сказала Таня.
— Все, все передам ему. Передам все наши длинные разговоры.
— Не расстраивай только его. Скажи, что здесь все в порядке. Скажи ему обязательно… — Таня взглянула своими серыми глазами на подругу и решительно добавила: — Люблю его. И… хочу встретиться с ним.
Рая устроилась на тузике вместе с боцманом. На весла сел Горбань. Перегруженный тузик внесло на волну. Гор- бань осторожно повел шлюпку и пристал к тендеру. Моторы тендера заработали, и дым топлива клубился между ржавыми остовами кораблей. С борта протянулись чьи-то руки, приняли боцмана и сестру, и Горбань остался один.
— Саша, прощай, — сказала Рая, наклонившись сверху.
— Прощай, Раичка.
Тендер отвалил задним ходом, погнав по заводи кудрявый бурун. Тузик подбило к проломленному борту «охотника». Горбань увидел водоросли, зацепившиеся за перегородки, набухший пробковый пояс, повисший на ржавом моторе, чуть–чуть торчавшем из воды. Тендер пропал в полосе густого тумана. Горбань оттолкнулся и, выскочив на свежую волну, понесся к берегу, со злым наслаждением работая веслами, которые скрипели в его сильных матросских руках.
Брошенные плоты раскачивались на волнах. По морю стреляли противокатерные пушки. Оттащив тузик подальше, Горбань вернулся и не заметил, как очутился по колени в воде. Его чуткий слух уловил гуденье дизелей «бэ–дэ–бэ», и это наполнило все его существо тревогой… Неужели «бэ–дэ–бэ» пошли на охоту и настигнут тендер?
Дежурный по причалу вышел из капонира в тайной надежде зацепить удочкой что-нибудь для своего голодного желудка.
— Нельзя так, — сказал он Горбаню, — нога-то еще еле–еле, а ты мочишь и трудишь ее. Сеструха будет в порядке, а ты какую-нибудь холеру подцепишь.
Дежурный почти силой отвел Горбаня в капонир и долго рассказывал ему что-то, пытаясь развеять его тревожные мысли.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Вечером из Тамани сообщили о благополучном возвращении тендера. Это было последнее судно, навестившее Огненную землю. Погода окончательно испортилась. Пенные валы грызли обрывы, вымывали даже колья заграждений и минные поля. Часто брошенные волной камни падали на мины, и грохот взрывов на берегах заставлял тех, кто дежурил на компункте, бросаться
Артиллерия врага била теперь прицельно, и приходилось переносить пулеметные и минометные точки на новые места. Немецкие радиоустановки кричали почти круглые сутки, предлагая нашим капитулировать. Им отвечали выходившие на передний край Степняк и краснофлотец Бычков. Их слова никак нельзя опубликовать.
К концу ноября противник начал подтягивать пехоту и танки, насыщая ближайшие села свежими войсками. Захваченные пленные на допросах не скрывали замыслов своего командования. Гладышев прощупывал кольцо во многих местах и везде оно было сжато. Боевые разве- дывахельные группы не могли проникнуть далеко в глубину, хотя возглавлялись опытными и смелыми офицерами. Казалось, — никакой отдушины нет, словно из барокамеры, отсасывали отсюда последний воздух.
Реально представляя себе положение, Букреев как разумный человек не мог ни на кого сетовать. Противник ставил в безвыходное положение группу Гладышева, чтобы вынудить советское командование принять меры к их выручке и тем самым ослабить и лишить коммуникаций десантные войска главного удара. Задача десанта Огненной земли, несмотря на вынужденное бездействие, — сковывать крупные силы врага и лихорадить германское командование, даже при нынешних обстоятельствах по- прежнему оставалась неизменной. Возникал только вопрос: «Насколько долго это могло продолжаться?
»В батальоне морской пехоты оставалось триста восемьдесят человек. Локти давно разомкнулись и люди стояли далеко друг от друга. Они сражались не только с врагом, но и с голодом, с холодом, с общей усталостью от атак первых дней, затем от огня с моря, с земли и с воздуха. На Огненной земле не могли разжечь костров, не могли согреться, почти не спали. Моряки просили передать по радио всей стране только одно — Огненная земля держится. Им казалось, что даже во время таких крупнейших событий за их подвигом следят все. Они не знали, что их страдания пока еще не известны всему народу, и только войска их фронта и жители прибрежных районов Таманского полуострова следят за огнем, горящим на туманных берегах Крыма.
Второй день на командном пункте питались только супом, сваренным из гнилых свекловичных листьев и заправленным кусками свиной кожи, найденными в рыбачьих домах. Последний запас сухарей отдали на передовую.
В ночь под третье декабря Букреев поручил Манжуле и Горбаню точней разведать болото, лежавшее между озером и морем. Ординарцы ушли, и Букреев до зари просидел в окопах второй роты. По кочковинам ползли лучи прожекторов. Редкие, как их называли, «дежурные» снаряды поднимали столбы грязи и за ними с хрипом затягивались воронки. У озера слышалось фыркание моторов, крики немецких солдат, и, как всегда, поднимались и повисали над водой ракеты. Заметно было, что болото мало привлекает внимание противника; очевидно, оно считалось трудно преодолимым естественным препятствием. Болото могло стать той отдушиной, откуда прорвется свежий воздух.