Огненное лето 41-го
Шрифт:
Быстро перестроив колонну так, как решили на командирском совете, начинаем движение. Вперёд! За Родину! За Сталина!
…Эх, знал бы Иосиф Виссарионович, что на фронте его именем творят — не пощадил бы никого виновного…
Глава 22
…А под Ельней продолжается мясорубка. А никак иначе выполнение нашими войсками приказа штаба Западного Фронта N 01 от 15.08.41 года я назвать, увы, не могу. С утра до вечера бескрайние цепи пехоты под «умелым» руководством маршала Тимошенко пытаются срезать выступ, где сидят 2-ая танковая группа немецких войск и их
Непрерывным потоком сгорают в топке войны техника и люди. За один только день 17-е августа мы, например, потеряли четыре новеньких «Ила» и один «ЛаГГ» прикрытия. И так везде, по всему обильно залитому русской кровью западному фронту…
Но больше всего поражает тупость Верховного командования. Сверху нам хорошо видно, что танки отчего-то атакуют по болотам, а лишенная всякого прикрытия пехота по открытой местности. Немцы же непрерывно отстреливаются из артиллерии или утюжат позиции штурмовой и бомбардировочной авиацией. И глядя на все это сверху, у нас просто сердце кровью обливается…
По полку ходят нехорошие слухи, моральный дух низок, как никогда. Вчера зачитывали приказ о расстреле дезертиров, но мне по-секрету рассказали, что четверо политруков, не в силах вынести бессмысленные атаки и глупые потери, написали жалобу самому товарищу Сталину. Однако письмо перехватили «особисты» и, обвинив написавших его во вредительстве и моральном разложении, под шумок расстреляли.
Наши танки жгут, поскольку нет пехотного прикрытия; пехоту кладут, так как нас, авиацию, посылают куда угодно, но только не туда, где требуется помощь. Ну а про артиллерию и говорить не приходится: когда летишь, хорошо видно, что пушки бессмысленно молотят по пустой местности, а при попытке связаться с пушкарями и передать координаты цели тебя просто посылают далеко и надолго. И не просто ведь посылают. Меня, например, уже разок таскали в особый отдел, разбирались, что это за попытки передачи координат, отличных от назначенных штабом фронта Спасибо, отпустили с миром…
Каждый день на станции прибывают эшелоны с людьми, танками, самолётами. Всё это спешно разгружают — и в пекло. А ведь эти резервы сейчас по-настоящему нужны где-то под Ленинградом, в Крыму или Прибалтике… Так нет же, гоним всё на убой, потому что кто-то умеет писать красивые реляции.
Наш новый командир майор Стукалов с каждым днём ходит всё мрачнее и мрачнее. И то сказать — когда мы прибыли на фронт 24-ого августа, в полку было три десятка «ильюшиных», а сегодня, двадцать восьмого, у нас осталось всего десять машин. Немцы быстро приспособились: поскольку идём мы низко, поднимаясь, самое большее, на сто пятьдесят метров, они караулят нас на полутора-двух тысячах. Потом резкое пике с высоты, атака с задней полусферы — и всё. Спёкся…
Со злостью отшвыриваю папиросу, и словно дождавшись этого момента, тут же звучит команда:
— Первое звено — на вылет!
Бегу к своей машине. Внешний осмотр — струбцин на элеронах нет. Тыкаю носком сапога в баллон — накачан. А второй? Тоже. Сашка «смачивает» свой дутик. Надо бы последовать его примеру, но уже не успеваю. Механик привычно ждёт у крыла с парашютом в руках. Рядом ещё двое: приборист и оружейник. Подают журнал, я торопливо расписываюсь огрызком карандаша, хватаюсь за ручку и влезаю на крыло и дальше в кабину.
Вот что в «ИЛе» действительно хорошо, так это просторная кабина,
Винт нехотя проворачивается, хлопает первый выхлоп и вслед за ним раздается басовитый рёв. Несколько минут на прогрев, впрочем, можно уже потихоньку выруливать на старт.
Подрагивая плоскостями и мягко покачиваясь на амортизаторах, рулю на старт. Выстраиваемся парами. Расконтриваю шасси. Закрываю фонарь — всё! Газ! Сектор до упора! Уже привычно отрабатываю увод влево, выдерживая машину ровно по нитке. Отрыв, набор высоты, убираю шасси. Круг сбора. Все собрались? Все. Идём на цель… что у нас сегодня? А, наземное наведение, понятно…
Ну и где этот наводчик?! Я уже охрип, вызывая его. Что за…
— Так и держите, соколы. Теперь чуть левее, ещё… цель — миномётная батарея. Они нашу конницу в лощине накрыли! Давай, ребята! Бей гадов!
Перед носом вспухают разрывы зениток, с земли начинают тянуться дымные трассы скорострелок калибром поменьше. Впрочем, это даже хорошо, значит, и противника в воздухе тоже нет! Все, пора!
Откручиваю левой рукой вентиль баллона с углекислотой, заполняющей бак, закрываю шторки радиатора, чтобы не нахватать в него осколков. Наша боевая пара расходится в разные стороны и я выдёргиваю машину на горку. Тридцать градусов. Вот они, сволочи!
Ой, мама моя родная! Вся узкая болотистая лощина усеяна телами, вперемежку людские и конские трупы. Да что ж это делается-то, а?! Немцы разбегаются в разные стороны в поисках укрытия. Ну уж нет, сволочи! Сейчас наша очередь…
Совмещаю кольца на капоте. Есть! Пошли! Огненные струи «РСов» срываются с направляющих и вспухают внизу сплошной стеной огня. Всё пылает, ухожу на круг, ведомые за мной. У них тоже неплохо получается.
Второй заход. На этот раз работают пушки и пулемёты. «Сидор» дёргает машину, но это мелочи жизни. Ещё один заход… Тресь! В правой плоскости появляется дыра и вываливается половина элерона. Обидно… Дёргаю ручкой — вторая половина, как ни странно, слушается. Кое-как разворачиваюсь и тяну к линии фронта. А там…
Такое ощущение, что все немцы, какие только там сидят в окопах, стреляют по мне и только по мне…
— Ребята! Уходите! А то и вас сожгут ни за грош!
— Да пошёл ты!
Комок подступает к горлу. Какие всё-таки люди, а?! Не бросают одного, хоть и смертельно рискуют. Ба-бах! Щёлк! От удара открываются патронные щитки, и остатки зарядных лент вываливаются наружу. Но машина всё же тянет. Угрожающе растёт температура масла, а я не могу открыть жалюзи, поскольку осколки непрерывно барабанят по фонарю, плоскостям, броне… Удивительно, но машина работает и даже слушается моих команд… ну, ещё немного! Давай, родимый, потерпи еще совсем чуть-чуть…