Огненное лето 41-го
Шрифт:
Не запечатывая, отдаю пакет симпатичной девушке и выхожу на улицу. Пора на вокзал. У первого же попавшегося милиционера узнаю дорогу и, насвистывая, иду по указанному пути. Окна домов заклеены полосками бумаги крест-накрест. Это от взрывной волны, чтобы стёкла не вылетали. Нет, какая всё-таки красивая Москва! Пусть сейчас столица и в военной форме, но своей красоты не потеряла. Разве что, чуть суровее стала…
На вокзале выясняю у коменданта отправление ближайшего поезда в пункт моего назначения. Вовремя я — отход через пятнадцать минут. Мне дают номер вагона, и я торопливо лезу внутрь
Хочется спать, но они не дают мне покоя: пристают с расспросами, а те, что постарше — ругают за то, что отступаем. Но едва я говорю, что еду из Кремля с награждения, тут же замолкают. Зато молодёжь начинает строить глазки…
К вечеру трудармейцы выходят, и остаёмся только мы, военные. Ночью меня будит проводник. Выхожу. Небольшой украинский городок. Первым делом нахожу комендатуру, где предъявляю документы и узнаю, что мой новый полк располагается за городом. Машину до ЗП [4] мне дают, так что все в порядке.
4
Запасной полк. Не путать с ЗАПом.
Попутно получаю еще кое-какую информацию: оказывается, сюда свозят как таких же, как я, офицеров, так и просто потерявших свои машины танкистов.
Командир моего нового полка — подполковник средних лет, Федорчук Степан Петрович. Воевал на Халхин-Голе, так что с ним я сразу нахожу общий язык. Честно говоря, он очень рад, что на помощь прислали обстрелянного офицера, а не карьериста из тыла. Был до меня один такой, когда услышал, что полк выходит на фронт, прострелил себе бок из табельного «ТТ» — кожу оттянул, и выстрелил. Но не повезло — врач определил «самострел», так что его даже перевязывать не стали: сразу личный состав построили — и пулю в затылок…
Пока ждём танки, времени даром не теряем — начали формирование экипажей и общие тренировки. Обучаем стрелков-радистов, тренируем заряжающих, командиров танков учим пользоваться картой, ориентироваться на местности. Пришлось напрячь память и вспомнить, чему меня учили в моём Ульяновском танковом…
Впрочем, не раз замечал такую вещь: если человек делает что-то своими руками или головой — никогда потом не забудет, сколько бы лет ни прошло…
Так проходит две недели. Новости с фронта плохие: враг наступает. Наконец приходит приказ о формировании команды для отправки. Выполняем распоряжение, готовим почти двести пятьдесят человек на пятьдесят машин. Я пишу рапорт с просьбой включить меня в состав убывающих, но из штаба округа он возвращается недвусмысленной резолюцией: «отказать». Почему?! Обидно…
Со следующим пополнением для запасного полка вдруг прибывает Валера Пильков! Вечером сидим в моей комнате, и я слушаю его горький рассказ. Оказывается утром после моего вылета в Москву, батальон бросили в очередную лобовую атаку… ну и повторилась ситуация, когда нас расстреляли из пушек крупного калибра — ни одна машина из боя не вышла. Все пожгли, в том числе и трофейные, да и из экипажей всего двадцать человек
Уцелевших танкистов тут же отправили в тыл, на переформирование, так вот он сюда и попал.
Между тем август кончается. Ожесточённые бои идут повсюду, и везде нас бьют. Ленинград. Киев. Крым… Внезапно часть поднимают по тревоге: немцы прорвались! Всем получить оружие и перекрыть дорогу на Конотоп…
Глава 26
Наша троица сидит под берёзой и курит. Вернее, это со стороны кажется, что мы просто курим, а на самом деле общаемся. Мысленно. В данный момент решаем, что нам делать.
Дело в том, что вчера не вернулось с задания две машины. «Ил-2» хоть и считается бронированным, на самом деле из брони только так называемый бронекокон. В который входят двигатель, пилотская кабина и баки. А вот остальное, как всегда, деревянно-фанерное.
Когда вчера шестёрка из третьей эскадрильи пошла на цель, там их уже ждали. А у немецкой среднекалиберной артиллерии просто ужасающая скорострельность и надёжность. В результате у наших ребят просто размолотили в щепу плоскости, а без крыльев особо не полетаешь…
Так что псу под хвост вся наводка с земли, просчитанный маршрут, время на подготовку. Результат — шесть машин и столько же человек… Эх, не зря говорят, что беда не приходит одна — сегодня в первом вылете нарвались на «мессеров». Зашли сзади справа, на небольшой высоте и под углом примерно двадцать градусов… но с тем же фатальным для нас результатом. Из трёх машин — три, пилотов — двое. Самое страшное, что один на вынужденную сел, а вот выскочить не смог — пулями расклепало направляющие. Так и сгорел Ваня Зубков…
Встаём и идём к нашему главному механику, зампотеху полка капитану Суркову. Берём его за жабры, ведём к самолётам, где и начинаем допрос с пристрастием. Выясняется интересная вещь: оказывается, «Ильюшин» вначале шёл двухместным. Но умные головы в генштабе, как водится, посчитали, что, поскольку самолёт бронированный, то и стрелок не нужен. А на его место запихнули дополнительный бензобак. Вот потому сейчас и получается, что если немец зашёл с тыла, то нам при любом раскладе капут, шансов уцелеть практически не остаётся…
Мысль западает в душу, и мы лазим вместе с механиками по самолёту. Затем садимся считать, благо наш Олег имеет за спиной два курса Ленинградского инженерного института и несложные инженерные расчеты делать умеет. Получается очень интересно: если убрать этот бензобак, то на освободившееся место можно запихнуть стрелка с пулемётом и каким-никаким боезапасом.
Правда, уменьшается дальность, но какой в ней смысл? Самое большое расстояние, на которое мы ходили в тыл к немцам — пятьдесят километров. А аэродром наш — на расстоянии ста от линии фронта. Итого, туда и назад — триста, еще сотню добавляем на всякий непредвиденный случай. Сколько уже? Верно, четыреста. С оставшимся топливом мы можем пройти еще триста… или поджариться при посадке, если бак полон… Интересно девки пляшут…