Огненное порубежье
Шрифт:
Посла Святославова Всеволод принял ласково, о великом князе киевском говорил почтительно, угощал медами и заморскими винами, жареными лебедями и диковинными плодами, доставленными булгарскими купцами из далекого Хорезма. Выспрашивал о здоровье великого князя, подносил послу богатые дары.
Потом Всеволод спал, потом чинил суд и расправу. Сидел в высоком кресле, выслушивал истцов и ответчиков.
Зорю он узнал, кивнул ему, спросил, какая беда привела его на княжеский двор. Рассказ старосты о случившемся в Поречье выслушал
Бывший Юриев дружинник нравился ему, но Ратьшич был любезнее. Досадливо поморщился князь и так сказал ведшему дознание боярину:
— За самоволие, учиненное в усадьбе Разумника, старосту связать и отправить к боярину.
— Да как же это, князь? — изменился в лице Зоря. — Я за правдой к тебе, а ты — к боярину?..
— В вотчине своей боярин тебе и отец и судья,— сказал Всеволод, глядя на Зорю немигающим взглядом.
Зябко стало Зоре, оглянулся он вокруг себя, ища защиты, но рядом уже стояли воины, а ко князю вытолкнули из толпы нового мужика, и боярин гудел над площадью густым басом:
— А сей мостник, по имени Петр, украл у тысяцкого Ондрея кадь пшеницы...
Так и привезли Зорю в путах на боярский двор. Со всей деревни сбежалась толпа поглядеть на связанного старосту. Бабы причитали, Малка умывалась слезами. Из-за плеча вышедшего на крыльцо Ратьшича выглядывало разукрашенное синяками лицо Пашка.
— Что, — спросил Ратьшич, — нашел у князя правду?
— Далеко она спрятана, — сказал Зоря. — На дне моря не сыскать...
— То-то же.
И Ратьшич велел отрокам бросить старосту в поруб.
Встретились в порубе Ивака с Зорей.
— Сладок ли боярский хлеб? — спросил Ивака старосту.
— Молчи, — недобро огрызнулся Зоря.
— С утра ты меня, — сказал Ивака, — а нынче нам вместе околевать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
нали они в Великом Новгороде, а после Кирша ушел на юг, к теплому солнышку, к обильным хлебам да так там и осел. Женился, сказывали страннички, обзавелся хозяйством, срубил себе избу. Поминали жену и по имени — будто звали ее Ликой. Добрая и набожная баба, говорили вездесущие странники.
— Кирша нам поможет, — сказал Зихно Злате. — Было время, не раз и я его из беды выручал.
— Поможет, как же, — отзывалась Злата. — Боярин Нежир так помог — едва живы остались.
— У богомазов свой обычай.
Наскучило Злате ходить за непутевым Зихно из города в город, наскучило прятаться по оврагам от людей.
— Не воры мы, а бредем по ночам, — ворчала она, семеня рядом с богомазом. У Зихно широкий шаг, у Златы шажок маленький.
— Идешь, будто землю месишь, — устав приноравливаться, упрекал он ее иногда.
— За тобой
— Неча было тащиться. Оставалась бы у Никитки.
— Ишь ты, сноровистый какой! — выговаривала Злата. — Аль мало поозоровал?
— Не бабье это дело. Тебе пироги печь да детишек нянькать.
— Как же, с тобой наняньчишься, с жеребцом-то...
— Тьфу ты, — отплевывался Зихно,— Право дело, не язык у тебя, а сущее помело.
Долго ли, коротко ли шли, а все же добрались они до Новгорода-Северского. Спрашивая на торговище у мужиков, разыскали Киршу.
Правду говорили странники, справно жил богомаз. Залюбовались они, остановившись перед его избой. Не изба, а резной пряник.
— Чо глядите не наглядитесь? — окликнул их мужик с палючими, навыкате, глазами.
— Шибко красивая изба, — сказала Злата. — Глазу загляденье, а жить в ней, поди, еще лучше.
— Как жить, ты меня спроси, — сказал мужик с улыбкой.
— Не Киршей тебя зовут? — живо обратился к мужику Зихно.
— Верно, — ответил мужик и вытаращил на богомаза глаза. Долго глядел так, онемев от изумлении. Слова выговорить не мог.
Зихно сам поспешил ему на помощь:
— Нешто забыл?
— Зихно?!
— Он самый.
— Да каким тебя ветром занесло? — обнял Кирша богомаза.
— Идем мы из самого Суздаля, — сказал Зихно.— Малость в Смоленске подзадержались, не хотели отпускать, хозяева хлебосольные оказались.
— Экой смешливый ты, Зихно, — улыбнулся Кирша.
— Какова погудка, таковы и сани, — ответил богомаз. — Без шутки нынче и дня не проживешь.
Вошли в избу. Хозяйка в окошко увидела их, поджидала у самого порожка. Толстая, рыхлая, носик в пухлых щечках утонул, как в белой булочке, короткие ручки на запястьях будто ниточкой перетянуты.
— Встречай, Лика, дорогих гостей, — сказал Кирша. — Зихно к нам, вишь, пожаловал. Сколь уж лет не виделись...
Хозяйка поклонилась, закудахтала невнятно, всплескивая ручками, засуетилась по комнате. То одно схватит, то другое. Не знает, куда усадить гостей.
— Садитесь в красный угол, — указал нм на лавку Кирша.
Устали Зихно со Златой с дороги, сели на лавку без сил.
— А худющий ты стал, Зихно, — сказал, усаживаясь напротив, Кирша.
— Небось похудаешь, коли три дня не едали.
— Да что же это я?! — бросилась к печи Лика.
Скоро перед Зихно со Златой появились пироги с рыбой, с черникой, жареное мясо, огурцы, широкие ломти черного хлеба. Лика принесла из ямы холодного квасу в запотевшем глиняном жбане. Поохала и тоже села с краю перекидной скамьи, подперла щеку пухлыми пальчиками.
Наевшись пирогов и напившись квасу, Зихно размяк, срыгнул и распустил на животе кушачок. На сытое брюхо и беседа хорошо складывается. Разговорились два богомаза. Рассказал Зихно хозяевам о своих скитаниях, Кирша поведал о своих.