«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя
Шрифт:
Кубин долго молчал. Я его не торопил, пусть соберется с мыслями.
– Понимаешь, Володя, – наконец произнес он, – мне опять начало казаться, что все наши попытки что-то изменить ни к чему не приведут.
– Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?
Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.
– Когда мы попали в это время и осознали, где мы, у нас сразу появилась цель. Цель с большой буквы. Ты меня понимаешь? – Я кивнул. – И времени как раз было в достатке, чтоб подготовиться, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам
Он опять тяжело вздохнул.
– Нам троим не удалось ничего изменить. Троим! Но вот появился ты, и все вдруг завертелось. С трудом, но все начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа… Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше, чем нам. За тобой пошли люди. – Кубин горько усмехнулся. – Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всем написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро… Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.
Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.
– Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.
Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.
– Это мы. И что ни делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?
И я в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
– Мои деды воевали, я тебе рассказывал о той войне. Мой отец военный, тоже воевал. Я… я помню «Отцов своих», и я не отступлю. Есть простое слово – надо!
Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.
– Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.
Кубин посмотрел на расходящиеся круги и волну, которая сразу замыла надпись на песке, и… пожал плечами.
– Власыч, я понимаю, что если долго долбить головой крепостную стену, то, естественно, не выдержит голова. Но руки нельзя опускать. Пусть нас мало, но у нас есть очень неплохой шанс.
– Что, пробраться в стан и, как Милош Обилич, заколоть Батыя? Или пристрелить из твоего карабина?
– Гм… заманчиво, а толку? – Я замер от внезапно пришедшей идеи, затем продекламировал:
– Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами, Днем – рубиться молодцами, Вечерком – горелку пить!У Кубина поползли брови вверх.
– Давыдов? – Дед Матвей задумался, потом медленно продекламировал:
– О, как страшно смерть встречать На постели господином, Ждать конца под балхадином, И всечасно умирать! – ТоКубин улыбнулся, и я толкнул его кулаком в плечо.
– Видишь, поэты за нас все решили.
Дед Матвей взглянул на меня и вновь продекламировал:
– Люблю тебя, как сабли лоск, Когда, приосенясь фуражкой, С виноточивою баклажкой Идешь в бивачный мой киоск! Когда, летая по рядам, Горишь, как свечка, в дыме бранном; Когда в б…е окаянном Ты лупишь сводню по щекам. Киплю, любуюсь на тебя, Глядя на прыть твою младую: Так старый хрыч, цыган Илья, Глядит на пляску удалую, Под лад плечами шевеля. О рыцарь! идол усачей! Гордись пороками своими! Чаруй с гусарами лихими И очаровывай б…й!Честно говоря, я удивился. Сколько лет прошло, а стихи Кубин помнит.
– Что, не слышал такого Давыдова?
– Слышал, но от тебя, Власыч, не ожидал. Ну, так как?
Кубин улыбнулся и толкнул кулаком уже меня.
– Мы вои земли русской. Надо поганых бить!
– Вот и хорошо! Встаньте, поручик, офицеру не пристало отчаиваться. Нас ждет наше войско.
Мы поднялись.
– Княже!
Мы обернулись. К нам подошел коренастый мужик и сказал:
– Лодия пришла.
– А сам Кузьма Ерофеевич на ладье?
– Кузьма Ерофеевич сначала в крепостницу отъехавши, там он узнал, что вы к реке направились и у пристаней стоите, вот меня к вам послал, а сам остался бой смотреть.
– Какой бой?!
Мы выкрикнули одновременно и сразу развернулись в сторону крепости. Над кремлем кружилась огромная стая галок. Мать ети! Что там творится? Замелькали тревожные мысли – Демьян Горин и братья Борзовы, братья Борзовы и Косая сажень! Трое упертых и непримиримых к поражению. Охолонить их есть кому, но почему-то показалось, что дела, возможно, совсем плохи. Похоже, мысли летели у нас с Кубиным одинаково: мы переглянулись, синхронно запрыгнули в седла, рванули поводья и галопом понеслись по дороге на холм.
Дед Матвей на одном из поворотов вырвался вперед – ну да, мне до его кавалеристского стажа как до страны Цзинь на карачках. Власыч тоже беспокоится за своего любимца, ведь двое против одного! Хотя, учитывая подготовку Демьяна, я бы больше за братьев Борзовых беспокоился. Но тут другие проблемы – не придется ли платить виру за выведение из строя двух непутевых новиков.
У главной посадской башни промелькнули удивленно-испуганные лица стражников. Центральную улицу пролетели на полной скорости, благо что людей было мало, а все встречные шарахались от укушенных всадников в стороны. Стража у кремлевской башни только-только успела посторониться.
Перед толпой я осадил коня, соскочил и крикнул:
– Дорогу!
Вынырнув из толпящихся, остолбенел. Как говорится – картина маслом: в стороне куча разбитых щитов и брошенные тренировочные дубовые сабли, на чурбаках сидят взмыленные братья Борзовы и Демьян Горин, но почему-то все трое улыбаются. А на середину выходят Илья Лисин, Третей и двое незнакомых мне парней. У всех в руках луки.
– Что тут творится? – спросил я.
– Мы тут об заклад бьемся – кто лучше, Владимир Иванович.