Огненные Купола
Шрифт:
Времени на это ушло на удивление мало. Колья для частокола были уже заострены и лежали наготове, аккуратными стопками. Врыть их в землю было делом считанных минут. Березы в лесу были толщиной не больше десяти дюймов и без усилий падали под топорами воинов. Срубленные деревья отволакивали в лес и наваливали беспорядочными грудами, через которые перебраться было невозможно даже для пешего.
Спархок и его друзья вернулись на вершину холма, чтобы оттуда наблюдать за приготовлениями.
– Почему они не нападают сейчас, когда работа еще в разгаре? – напряженно спросил Эмбан у рыцарей.
– Потому что подготовка атаки требует времени, ваша светлость, – пояснил Бевьер. – Разведчики
– И сколько же?
– Это зависит исключительно от личных качеств того, кто ими командует. Если он был твердо намерен устроить нам засаду, то теперь будет думать еще неделю.
– Тогда он обречен, Бевьер-рыцарь, – жестко сказал Энгесса сириникийцу. – Как только мы обнаружили прячущихся в лесу воинов, я послал дюжину моих людей в гарнизон в Сарсосе. Если наш враг будет думать больше двух дней, за спиной у него окажутся пять тысяч атанов.
– Славно придумано, атан Энгесса, – одобрил Тиниен и задумался. – У меня есть одна мысль, Спархок. Если наш безымянный приятель охвачен нерешительностью, мы можем попросту продолжать укрепление нашего оборонительного рубежа – траншеи, заостренные колья, всякого рода препятствия. Каждое добавление заставит его заново обдумывать ситуацию – а это даст нам возможность заняться новыми укреплениями, и так далее. Если мы сумеем удержать его в этом состоянии, с тыла к нему подойдут атаны Сарсоса и снесут его войско с лица земли прежде, чем он успеет пустить его в ход.
– Хорошая идея, – кивнул Спархок. – Так и сделаем.
– Я всегда думал, что солдаты только и делают, что рубят врага мечами и топорами, – признался Эмбан.
– Этого тоже хватает, ваша светлость, – усмехнулся Улаф, – но иногда не мешает и похитрить с противником. – Он взглянул на Бевьера. – Машины?
Бевьер заморгал. Почему-то загадочные вопросы Улафа неизменно ставили его в тупик.
– Поскольку времени у нас в достатке, мы могли бы соорудить на вершине холма несколько катапульт. Атака под градом камней – занятие не из самых приятных, а когда человек получает по голове пятидесятифунтовым булыжником, это его почему-то приводит в некоторое смятение. Если уж мы намерены выдержать осаду, нужно делать это по всем правилам. – Улаф оглядел слушателей. – И тем не менее, – сказал он, – я терпеть не могу осады. Я хочу, чтобы все это поняли.
Воины взялись за работу, а дамы и молодые люди, развлекавшие их, продолжили свое веселье, которое было теперь еще более натянутым.
Спархок и Келтэн занялись укреплением бруствера на вершине холма. Поскольку этот бруствер должен был защищать его жену и дочь, прочность этого укрепления весьма заботила принца-консорта.
В веселой болтовне под тентом все чаще появлялись тягостные паузы, и Стрейджен вынужден был заполнять их игрой на лютне.
– Он сотрет себе пальцы, – проворчал Келтэн, укладывая на место очередной валун.
– Стрейджен обожает всеобщее внимание, – пожал плечами Спархок. – Он будет играть, покуда кровь не потечет из-под ногтей – было бы кому слушать.
Лютня Стрейджена заиграла какой-то старый мотив, и он начал петь. Спархок не обладал особым музыкальным слухом, но должен был признать, что у талесийского вора красивый голос.
А потом к нему присоединилась баронесса Мелидира. Ее глубокое
Затем Стрейджен перешел на другой известный всем мотив, и новый голос подхватил песню. Келтэн, как раз поднимавший камень, выронил его. Камень упал ему на ногу, но он даже глазом не моргнул. Голос, казалось, принадлежал ангелу – высокий, сладостный, чистый, как хрустальная слеза. Он легко взмывал над верхними пределами сопрано. Это был лирический голос, не тронутый тонкими вариациями колоратуры и казавшийся естественным, как птичье пение.
Пела камеристка Эланы Алиэн. Кареглазая девушка, всегда такая тихая и неприметная, стояла посредине шатра, пела, и лицо ее сияло.
Спархок услышал всхлипывания и с изумлением увидел, как по лицу Келтэна градом катятся крупные слезы – светловолосый пандионец рыдал навзрыд и ничуть этого не стыдился.
Быть может, недавний разговор с Богиней-Дитя и впрямь разбудил дремавшие в Спархоке запасы интуиции – он вдруг понял, не зная даже, каким образом, что на самом деле ведется две кампании, и более того, что кампания, затеянная баронессой Мелидирой, более откровенная и шумная. Спархок аккуратно прикрыл ладонью усмешку.
– Господи, что за голос у этой девушки! – ошеломленно и восторженно пробормотал Келтэн, когда Алиэн допела песню. – О Боже! – добавил он уже совсем другим тоном и скрючился в три погибели, схватившись за ушибленную камнем ногу.
Работа продолжалась до заката, а затем все войско отступило под защиту укрепленного частокола и приготовилось ждать. Сэр Бевьер и его собратья-сириникийцы поднялись на вершину холма, где завершили строительство катапульт. Затем они позабавились, обстреливая увесистыми булыжниками темнеющий лес – на первый взгляд, безо всякой определенной цели.
– Куда они стреляют, Спархок? – спросила Элана после ужина.
– В деревья, – пожал он плечами.
– Но ведь деревья нам не угрожают.
– Нет, конечно, но за ними прячутся люди. Булыжники, падающие с неба, заставят их понервничать. – Спархок усмехнулся. – На самом деле, моя дорогая, люди Бевьера попросту определяют дальнобойность своих катапульт. Если наши приятели, затаившиеся в лесу, решат наступать по просекам, которые мы для них так любезно прорубили, Бевьер хочет точно знать, когда нужно начинать стрельбу.
– Кажется, быть солдатом – это куда больше, чем просто содержать в чистоте снаряжение.
– Я рад, что ты это понимаешь, моя королева.
– Тогда, может быть, отправимся спать?
– Прости, Элана, – сказал Спархок, – но я сегодня не буду спать. Если наш приятель покончит со своими размышлениями и все же решит напасть на нас, мне нужно будет сделать кое-что, и как можно быстрее. – Он огляделся. – Где Даная?
– Она и Телэн наблюдают, как люди Бевьера стреляют камнями по деревьям.