Огненные Купола
Шрифт:
– Она делает немалые успехи в логике, – заметил Спархок.
– Вижу, – вздохнула Сефрения. – Боюсь, она попала в дурную компанию.
Тем же утром позднее они покинули Сарсос, и за восточными воротами к ним присоединились рыцари церкви, пелои и два легиона атанов Энгессы. День выдался погожий, теплый, над головой синело ясное небо. Утреннее солнце подымалось над цепью иззубренных, накрытых снежными шапками гор, лежавших на востоке. Острые пики гор врезались в небо, и их обрывистые склоны были плотно укутаны голубым утренним туманом. Энгесса ехал рядом со Спархоком, и выражение его бронзово-смуглого лица казалось мягче обычного. Он указал на
– Атан, Спархок-рыцарь. Моя родина.
– Величественный край, атан Энгесса, – одобрил Спархок. – Давно ты не был дома?
– Пятнадцать лет.
– Долгое изгнание.
– Воистину так, Спархок-рыцарь. – Энгесса оглянулся на карету, ехавшую за ними. Там на месте Стрейджена сидел Заласта, и Миртаи с серьезным и торжественным лицом держала на коленях Данаю. – Мы знаем друг друга, не так ли, Спархок-рыцарь?
– Я бы сказал, да, – согласился Спархок. – У наших народов разные обычаи, но мы, похоже, уже переступили через большинство различий.
Энгесса чуть заметно улыбнулся.
– Ты хорошо держался, когда мы беседовали об атане Миртаи и доми Кринге.
– Здравомыслящие люди всегда найдут возможность поладить друг с другом.
– Эленийцы, кажется, придают большое значение здравому смыслу?
– Да, это одна из самых больших наших причуд.
– Я хочу объяснить тебе суть одного нашего обычая, Спархок-рыцарь. Мои объяснения могут оказаться не слишком ясными, потому что я плохо владею вашим наречием. Я полагаюсь на то, что ты объяснишь остальным.
– Я приложу все силы, атан Энгесса.
– Когда мы будем в Атане, атана Миртаи пройдет обряд Перехода.
– Я не сомневался, что так и будет.
– В обычае нашего народа, чтобы ребенок перед прохождением обряда вспоминал свое детство, и очень важно, чтобы при этом были его родители. Я говорил с атаной Миртаи. Ее детство не было счастливым. Многие ее воспоминания будут мучительны, и когда она будет оживлять их в памяти, нужно, чтобы ее окружали любящие ее люди. Ты скажешь Элане-королеве и другим, в чем суть дела?
– Скажу, атан Энгесса.
– Атана придет к вам, когда будет готова. Ее право избрать тех, кто будет поддерживать ее. Иной ее выбор, возможно, удивит тебя, но среди моих соотечественников быть избранным для такой цели – великая честь.
– Именно так посмотрим на это и мы, Энгесса-атан.
Спархок вкратце рассказал остальным, что Миртаи соберет их в выбранное ею самой время, однако не стал вдаваться в подробности, потому что и сам не знал точно, чего ожидать.
Тем же вечером атанская великанша бесшумно ходила по лагерю, держась с непривычной застенчивостью. Она не впрямую требовала прийти выслушать ее, как можно было бы от нее ожидать, но скорее просила, можно сказать, умоляла, и в глазах у нее были робость и беспомощность. Ее выбор по большей части не был для Спархока неожиданностью – все это были люди, с которыми Миртаи была наиболее близка во время ее недавнего рабства. Без сюрпризов, однако, не обошлось. Она пригласила двоих пандионцев, с которыми Спархок даже не был знаком, а также пару пелоев Кринга и двух атанских девушек из легиона Энгессы. Кроме того, среди приглашенных оказались Оскайн и Эмбан.
Вечером они собрались вокруг большого костра, и прежде чем начала говорить Миртаи, к собравшимся с краткой речью обратился Энгесса.
– Среди нашего народа в обычае расстаться с детством, прежде чем войти в зрелость, – сурово проговорил он. – Атана Миртаи скоро пройдет обряд Перехода, и она попросила нас быть с ней, когда она будет прощаться с прошлым. – Он помолчал, и в голосе его зазвучали задумчивые нотки. – Это дитя не похоже на других атанских детей. Почти всегда детство,
– Хорошо, отец-атан, – вежливо ответила она. Поскольку Энгесса с первой их встречи взял на себя роль приемного отца, Миртаи относилась к нему с традиционным почтением. Сейчас она говорила негромко, и в ее голосе не осталось и следа от ее всегдашней напористости. Спархок отчетливо ощутил, что перед ними вдруг оказалась совсем другая Миртаи – мягкая и чувствительная девушка, таившаяся за скорлупой внешней грубости и резкости.
– Я родилась в селении к западу от Диргиса, – начала она, – неподалеку от истоков реки Сарны. – Миртаи говорила по-эленийски, потому что – за исключением Энгессы, Оскайна и двух атанских девушек – никто из дорогих ей людей не говорил по-тамульски. – Мы жили глубоко в горах. Мои отец и мать очень гордились этим. – Она слабо улыбнулась. – Все атаны считают себя особенными, но мы, горные атаны, особенней самых особенных. Наш долг – быть лучшими всегда и во всем, раз уж мы настолько превосходим всех прочих. – Она одарила своих друзей довольно лукавым взглядом. Миртаи была очень наблюдательна, и ее как бы небрежная реплика была шпилькой равно в адрес и стириков, и эленийцев. – Ранние годы своей жизни я провела в лесах и в горах. Я начала ходить раньше других детей, и едва научившись ходить, научилась и бегать. Мой отец очень гордился мной и часто говорил, что я родилась бегущей. Как и положено, я часто испытывала себя. К пяти годам я могла бежать без передышки полдня, а к шести – с рассвета и до заката.
Дети из нашего селения обычно начинали обучение очень поздно – примерно около восьми лет, – потому что учебный лагерь в нашей местности был очень далеко от селения и родителям не хотелось расставаться с нами в таком раннем возрасте. Горные атаны очень чувствительны. Это наш единственный недостаток.
– Была ли ты счастлива, атана? – мягко спросил Энгесса.
– Очень счастлива, отец-атан, – отвечала она. – Родители любили меня и гордились мной. В нашем маленьком селении детей было немного. Я была лучше всех, и все друзья моих родителей тоже были этим горды.
Миртаи помедлила, и глаза ее наполнились слезами.
– А потом пришли арджунские работорговцы. Они были вооружены луками. Их интересовали только дети, а потому они убили всех взрослых. Моя мать была убита первой стрелой.
Голос Миртаи сорвался, и она на миг опустила голову. Когда она подняла голову вновь, по лицу ее текли слезы.
Принцесса Даная с серьезным видом подошла к ней и протянула руки. Миртаи, явно не задумываясь, усадила ее к себе на колени. Даная погладила ее по залитой слезами щеке и нежно поцеловала.
– Я не видела, как погиб мой отец, – продолжала Миртаи. Голос ее звучал сдавленно, но затем выровнялся, и влажные от слез глаза отвердели. – Я убила первого арджуна, который пытался схватить меня. Эти невежественные люди не понимают, что ребенок тоже может быть вооружен. В правой руке арджун держал меч, а левой он схватил меня за руку. У меня был острый кинжал, и он легко вошел в его тело, когда я ударила его, нырнув под руку. Кровь фонтаном хлынула из его рта. Он упал, и я вновь ударила его, на сей раз под ребра. Я ощущала, как его сердце трепещет на острие моего кинжала. Я повернула клинок, и он умер.