Огненные птицы
Шрифт:
Два дня спустя она позвонила Лой и сообщила, что решила не приезжать и не встречаться с дочерью.
– Ты права, я действительно хорошо знаю Лили. Но ускорять события сейчас – дело неразумное. Мы должны утешить себя тем, что создаем для нее условия, которые работали бы на нее. И она, я уверена, сумеет ими воспользоваться.
Еще через несколько дней после этого разговора Лили решила позвонить своей матери. Сначала шли обычные обмены любезностями, затем Лили перешла к делу.
– Помнишь о той сделке с приобретением журналов, о которой я тебе писала. Так вот, нам
Но голос Ирэн ни о какой восхищенности не свидетельствовал. И Лили не стала углубляться в размышления о возможных причинах такой неадекватной реакции Ирэн. Не для того она звонила, чтобы распинаться о деле «Брэсс и Деммер».
– Пару недель назад я съездила в Филдинг. Тебе известно, что там произошло?
– Думаю – очень большие перемены…
– Да. Очень большие перемены. – Лили помолчала, справляясь с дыханием.
Она твердо обещала себе, что второй такой сцены, как тогда в Париже, она не допустит. Какой в этом смысл? Все, что она намеревалась сказать этой женщине, ее матери, было давным-давно сказано. И не для этого она решила обратиться к Ирэн, чтобы снова осыпать ее упреками по поводу тяжких последствий ее прихоти.
– На Вудс-роуд теперь новый микрорайон.
– О! – восклицание было очень сдержанным.
И все, и ничего, кроме этого вежливого «о!». У Лили снова возникло знакомое уже чувство, что она пытается головой пробить каменную стену. И расскажи она сейчас Ирэн об этой ужасной дыре, этой гигантской, подобной кладбищенской могиле, яме, результат был бы таким же. Лили подумала, что она, наверное, сошла бы с ума, если бы допустила такое направление их разговора.
– Послушай, – сказала Лили, – ты тогда успела закончить все покрывала для стульев в столовой?
– Тех стульев, что были у нас в доме?
– Конечно. О каких еще стульях я могла бы у тебя спрашивать?
Нет, стоп. Необходимо держать себя в руках.
– Я имею в виду те покрывала, которые ты очень долго вышивала, и они должны были закрывать вытертую обивку стульев.
– Ах, это те розы, которые я вышивала. Да, я помню их. Нет, мне удалось закончить лишь шесть покрывал к тому времени, когда столовый гарнитур был продан.
– Ты, наверное, не поверишь, но я увидела эти стулья в витрине одного антикварного магазина и решила их купить. Все восемь. Но, как я уже сказала, чехлы есть только на шести. Я подумала было, что они до сих пор остаются у тебя.
– Нет, я продала все…
Лили стиснула зубы.
– Мать, а есть возможность докончить оставшиеся два? С тем, чтобы покрывала были на всех восьми?
– Думаю, что есть. Но это займет немало времени. Работа чрезвычайно медленная, да и зрение мое не то, что было раньше…
– Хорошо. Я буду держать эти стулья в месте хранения. Дома у меня нет для них места, некуда мне их поставить.
– Тогда, для чего ты их покупала?
Чтобы удержаться и не закричать, Лили изо всех сил сжала телефонную трубку. Ну как ее мать могла задать такой вопрос?! Почему она их купила? Да потому, что выросла в доме, в таком прекрасном, что ничто и никогда в этом мире не сможет с ним сравниться.
– Я купила их потому, что они когда-то были нашей собственностью, – сухо объяснила Лили.
Она говорила медленно, пытаясь оставаться терпеливой и рассудительной.
– Настанет день, когда я уже не буду жить в этой игрушечной квартирке, а в таком доме, где для них хватит места. А сейчас, я была бы невероятно благодарна тебе за то, что ты изготовила бы еще два покрывала. Понимаешь, сама я не могу. Я не умею вышивать.
– Да, мне это известно. Хорошо, отлично… Я разыщу пяльцы и орнамент и завтра же начну. К счастью, у меня остались образцы и нитки. Где-то лежат… Я разыщу их.
Еще один разговор с матерью, принесший Лили чувство глубокого удовлетворения.
Неделю спустя, в первую пятницу мая, Лили, Энди, Лой и Питер отправились в дорогой французский ресторан на ужин. Это был классический французский ресторан, одно из любимейших мест Лили. Персонал и кухня были здесь выше всяких похвал. Все наперебой пытались внести свой вклад в то, чтобы вечер удался. Но тем не менее, Лили была уверена, что он не удался…
– Тебе Лой не понравилась, правда? – спросила она Энди, когда они остались вдвоем.
– Ну как она могла мне не понравиться? – спросил Энди. – Она красива, умна, обходительна, богата, наконец. Как она может кому-то не нравиться?
Лили усмехнулась.
– Ты не заметил, что у тебя словарный запас, как у «Вога»? Так ты не ответил на мой вопрос.
– Честно говоря, она мне понравилась. Только у меня такое чувство, что я ей – не очень.
Когда Лили задумалась над его словами, убедилась, что все именно так и было. Лили не стала сейчас рассказывать ему, что ей было известно о связях Лой с членами его семьи. И решила пока не говорить.
Кроме того, ей показалось, что им удалось избежать впечатления, что их вечер был «двое на двое», чего так опасалась Лой.
17
Нью-Йорк, Лондон, Лаймингтон, 1981 год.
Для Лили уже давно было обычным делом считать нью-йоркцев за людей не вполне нормальных. Впадающие в экстаз с приходом весны, когда солнце ненадолго становится приятно теплым, бризы несказанно мягкими, они забывают о том, что скоро наступит ужасающая влажная жара. Короткая память – нью-йоркская болезнь.
– Какой великолепный день сегодня, – произнесла Лой в один из июньских понедельников, – действительно погожий день.
– Да, до поры, до времени погода великолепная, – согласилась Лили, выдавливая сок из лимона в свой стаканчик с чаем со льдом.
Прошло уже около двух месяцев с тех пор, как они обрели контроль над «Бэсс и Деммер» и вместе с этим права хозяев на обшарпанный офис на четвертом этаже старого здания на Западной двадцать первой улице, где и сидели сейчас. Офис блистал отсутствием уюта. Он принадлежал в свое время Рэндолфу Деммеру, а с некоторых пор здесь обосновался Питер. Но Питера в данный момент здесь не было, только они с Лой вдвоем.