Огненные птицы
Шрифт:
Аманда смотрела на нее, впервые по-настоящему заинтригованно.
– Что это за вопрос?
– Сначала поклянись.
– Ладно, хорошо, поклянусь. Я клянусь. – Эта произнесенная шутливо-торжественным тоном клятва сопровождалась хихиканьем, которое находилось в явном диссонансе с напряженно-пытливым выражением лица Шарлотты.
– Каково твое отношение к евреям?
К евреям? Какой-то дикий вопрос… Аманда мгновение колебалась.
– Вообще-то, не знаю, не задумывалась об этом, – ответила она, наконец. – Я никогда с ними не общалась. Они ведь все иностранцы, не так ли? Мужчины у них всегда с бородами, женщины носят шали,
Шарлотта фыркнула:
– Сплошные предрассудки. Абсурд! Они далеко не все такие. Я, например, не такая…
– Ты? Так ты что, Шарлотта, еврейка? Как это?
– Мои предки были евреями. Как мне объяснили, Мендоза, кордовские Мендоза когда-то давно были евреями. Когда Испания находилась под владычеством арабов, они стали мусульманами. Несколько веков спустя, христиане победили и изгнали арабов, и семья эта на какое-то время снова стала исповедовать иудаизм. Но в 1492 году всех евреев выселили из Испании, выбросили из страны просто-напросто. Они предпочли перейти в христианство и, таким образом, сумели выжить. Но позже, еще через сто лет, среди них был один такой по имени Рамон, который снова пожелал стать иудеем. И по настоянию его семьи он отправился в Лондон, чтобы основать здесь торговую ветвь для поставки шерри.
– И он тоже жил в этом доме? Как интересно! – Аманде и вправду было интересно.
Она позабыла о шоколаде и ее внимание теперь было целиком и полностью приковано к Шарлотте.
– Да нет, не сюда, конечно, глупенькая. Этого дома до 1825 года не было. Рамон приехал в дом, который находился на улице под названием Кричарч Лэйн, что в Ист-Энде. Теперь это трущобы, но в те времена там жило много выходцев из Испании и Португалии, тоже евреев. Они бежали в Англию от инквизиции. Все они прикидывались протестантами, но каждому было известно, что на самом деле они евреи, иудеи. Англичане прогнали своих английских евреев из страны еще в XIII веке, но позже все же их пускали сюда, потому что те очень оживляли торговлю.
Аманда присмотрелась к своей собеседнице.
– Значит ты действительно еврейка?
– Да нет, все это не совсем так просто, как может тебе показаться. Мой прадедушка Джозеф Мендоза приобрел в свое владение имение Уэстлейк к 1825 году, в этом же году он построил и этот дом. Потом начались сложности. Дело в том, что английские законы не дают четкого определения прав евреев. Джозеф, например, не был до конца уверен, сможет ли он завещать свою собственность наследникам.
Шарлотта подобрала под себя длинные ноги и закурила одну из бесчисленных тонких сигар. В своих неизменных брюках мужского покроя и ожерелье из бусин она казалась Аманде пришелицей из какой-то далекой экзотической страны.
– Одно дело иметь невзрачный домишко где-нибудь в Ист-Энде, – продолжала она, – но великолепный дом, да не дом, а целый дворец эпохи правления Тюдоров из двухсот сорока комнат – дело другое. Не исключалось, что найдутся и завистники и те, кто пожелал бы создать неприятности. В планы Джозефа никак не входило, чтобы его собственность в один прекрасный день стала собственностью Короны. И в 1835 году, когда умер его отец, он перешел в христианство и стал сторонником англиканской церкви.
Шарлотта, затянувшись сигарой, выпустила в теплый летний воздух плотную струю синего дымка, которую пронизывало солнце.
– Есть множество кузенов и кузин в роду Мендоза, которые не
Аманда почувствовала, что в этой истории есть нечто такое, что может представлять интерес лично для нее. И поэтому ей очень захотелось вытянуть из Шарлотты как можно больше.
– А каким образом твой прадедушка сумел обзавестись дворянским титулом? Он что, купил его за деньги вместе с домом?
Шарлотта усмехнулась.
– Видишь, постигаешь понемногу, как дела делаются, не так ли? Ну уж так совсем примитивно это не было. Дело в том, что Джозеф кучу денег пожертвовал Королевскому двору на покрытие расходов на коронацию королевы Виктории и вскоре специально для него был основан новый титул баронета. – Шарлотта щелкнула пальцами. – И, гопля! Вот он уж и лорд Уэстлейк и Мендоза могли унаследовать от него и титул, и имение.
– Вот оно как, – задумчиво произнесла Аманда.
– Именно так, – подтвердила Шарлотта.
Аманда выглядела даже вроде как опечаленной. Казалось, эта история произвела на нее впечатление.
– О чем задумалась? – поинтересовалась Шарлотта.
Аманда махнула рукой.
– Да так ни о чем… Просто о том, чего только в прошлом не бывает… и в жизни. Жизнь, она… непредсказуема…
«Какое счастье войти живым в рассвет! А молодой… блаженней рая не сыщешь».
Аманда закрыла книгу со строками Водсворта о французской революции и почувствовала волнующее ощущение прозрения. Этот поэт очень точно охарактеризовал ее мысли, не дававшие ей покоя в то самое лондонское лето тридцать шестого года. Она смотрела на однообразные ряды кожаных переплетов библиотеки дома на Гордон-сквер, на рисунки лошадей, автором которых был кто-то, по словам Шарлотты, страшно знаменитый и фамилия его была Джордж Стаббс, на антикварное красное дерево и дуб, на великолепную лепку гипсового потолка и ее переполнял восторг.
Благодаря тому, что Джейн сумела вдохновить ее на этот вояж и благосклонности фортуны, Аманда оказалась в нужном месте и в чрезвычайно подходящее время. Именно здесь ее разлетевшаяся на куски жизнь могла бы быть собрана в единое целое. Нет, жизнь ее обещала стать тем, о чем она даже и не отваживалась мечтать. Ее улыбку на милом личике согнало выражение решимости. Нет, она ничему и никому не позволит встать на пути открывавшихся перед ней блестящих, фантастических возможностей, и уж, конечно, не станет принимать всерьез прихоти и капризы Шарлотты. И пока ей будет удаваться сохранить ясность ума, все должно быть как надо… И неважно, что некоторые вкусы Шарлотты несколько эксцентричны, более того, иногда даже весьма непонятны…
Не было такого дня, чтобы Шарлотта не получала приглашения на ужин в какой-нибудь дом. Но она настояла на том, чтобы пятичасовой чай они пили всегда дома, при этом хозяйка заставляла Аманду облачаться в особую для этого ритуала одежду. И в пять часов Аманда должна была снимать с себя все, что было на ней и переодеваться в экстравагантное одеяние, изобретенное для нее Шарлоттой и купленное у «Хэрродса».
– Я обожаю видеть тебя одетой в декадентском стиле поры «белль эпох», милая моя. Ты простишь мне мою маленькую странность.