Огненные птицы
Шрифт:
– Оркни находится на самом севере шотландских островов, – продолжала рыжеволосая пришелица. – Там сплошные пустоши. В этой местности мы производили съемки тетеревов, их там довольно много зимой и осенью.
Лили поставила на стол кофейник.
– Вы действительно отказываетесь от этого? – поинтересовалась она на всякий случай.
– Нет, нет, благодарю. Я питаюсь исключительно натуральными продуктами. Стакан горячей воды без ничего был бы очень кстати. Ну, может быть, бросьте туда ломтик лимона, если у вас найдется.
Лили принесла лимон и отрезала ломтик.
– Сахару?
– Не
– Извините, но бурого нет.
– Ну нет, так нет. Ничего страшного. Где это вы познакомились с Чарльзом?
– Мы незнакомы. – Лили очень тщательно выбирала слова. – Он упросил своего двоюродного брата Энди подыскать кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за домом в его отсутствие.
– Вот оно что. Доверительные отношения с Эндрью. С фамильной черной овечкой… Значит, Энди ваш приятель?
– Мы с Энди… близкие друзья.
– Ах, вот как! Понимаю. Надеюсь, я ничего такого оскорбительного в его адрес не произнесла? Или произнесла?
– Нет, нет. Наоборот, мне все это очень интересно. А почему Энди считается черной овечкой?
– Первое, по причине своей матери. Видите ли, они же все представляют из себя Бог знает какой древний клан, со всеми бесконечными родословными, со всеми правилами и исключениями. А лорд Уэстлейк, который испокон веку оставался вдовцом, ни с того, ни с сего, женился на какой-то йоркширке из рабочей среды, да еще на двадцать пять лет моложе себя. – Рут притворно закатила глаза. – Какой скандал! – Произнесено это было по-французски с намеренно утрированным носовым «н».
– Минутку подождите, – быстро проговорила Лили. – Но ведь фамилия Энди не Уэстлейк, а Мендоза.
Рут усмехнулась.
– Ваше американское происхождение налицо. Уэстлейк – дворянское звание, а звания и родовые имена очень часто не совпадают.
– Родовые имена – это фамилии? Правильно?
– Правильно. Отцом Энди был человек по имени Йен Чарльз Мендоза, или его светлость, четвертый барон Уэстлейк. Уэстлейком называется и одно место, фамильное имение. Это огромное здание в стиле Тюдоров, расположенное в Озерном крае с прилегающими необъятными землями.
– А что произошло, когда отец Энди женился на его матери? – глуповато спросила Лили.
– Вот в этом-то и вся пикантность этой ситуации. У нее достало мужества произвести на свет сына, нашего Энди. Полагаю, что лорду Уэстлейку было под пятьдесят, когда Энди появился на свет. Кроме того, у него уже имелся наследник. Потом вдруг выясняется, что Энди, как бы это сказать… Ну, не от мира сего.
– Что значит «не от мира сего»?
– Это значит, что он не такой, как эти, которые только и знают, что щелкать каблуками и с самого утра опустошать бутылку за бутылкой шерри из фамильных погребов. Энди не таков. Когда он написал для «Манчестер Гардиан» серию очерков о том, к чему приводит их кровосмешение ради сохранения аристократических родов, остальные Мендоза по сути дела объявили ему бойкот. Он был лишен права наследования.
– Какой бойкот? Ведь Энди бывает в семье на всех праздниках. А, скажите, у него есть титул?
– Вообще-то не совсем, конечно, лишен. Если этого требуют какие-то обстоятельства, то эти Мендоза поддерживают с ним связи. А что до титула, так Энди, будучи вторым сыном в любом случае не может его иметь. Титул достался его кузену Чарльзу, его удостоили титула баронета, поэтому-то я и называю его иногда «сэр». Это звание жалуют в случаях, если имеются какие-либо заслуги перед Британией. Чарльз прославился на поприще фотографии. Звания не переходят по наследству и пэром его не сделали. Нынешний лорд Уэстлейк – старший брат по отцу Энди, его зовут Марк. Более того, когда пэры сходят со сцены, на вершине всей этой кучи оказываются бароны. Их дети не имеют дворянских званий. Но если вы посылаете Энди письмо, то на конверте должно все же стоять «достопочтенному». Вот такие дела.
Лили вспомнила, что говорил ей Энди относительно бытия в качестве второго сына.
– А колоний, чтобы отправить его подальше, не имеется? Не так ли?
– Совершенно верно, – согласилась Рут. – Посему он чуть-чуть ревнив и эксцентричен.
– Ах, вот кто здесь был! – так комментировал на следующий день Энди визит Рут. – Малышка Рут Оуэнс. Сиськи в лупу не разглядишь, зато язык – до пяток. Как она тебе?
– Мне она понравилась, – призналась Лили. – В следующую субботу она пригласила меня к себе на ленч.
Энди был слегка ошарашен. Он снял очки и пристально посмотрел на нее.
– Ты уверена, что хочешь водиться с этим сокровищем?
– С каким сокровищем? И что значит «водиться»? Я приглашена на ленч к женщине, своей знакомой. Тебе что, не нравится?
Энди вертел очки между большим пальцем и указательным.
– Вообще-то, это меня не касается. Должен сказать, эта штучка Оуэнс, с ее трепотней по-французски, под кем только не лежала.
– А вот это, как ты сам понимаешь, меня волновать не может.
– Тебя-то нет, но… Лили, о ком мы спорим? О Рут Оуэнс, Бог ты мой!
– Я ни о ком не спорю.
– Да ты вся кипишь, я же вижу. Когда у тебя появляются эти складки у рта, тогда только держись.
Он восседал на подушках на полу, она сидела на кровати, подогнув колени и обхватив их руками.
– Энди, почему ты мне не сказал, что у тебя уже были кое-какие публикации? Ты всегда старался убедить меня в том, что ты начинающий писатель, до этого ни строчки не написавший. Рут сказала мне, что у тебя была серия статей для газеты.
– Ну что тут скажешь? Язык до пяток. Репортажи, журналистика – не в счет. Это не писательство. Роман – это нечто совсем другое.
– Хорошо. Но дело не только в этом. Ты всегда очень скрытный, если речь заходит о твоих делах. Ты ведь никогда не говорил о том, что ты сын лорда и…
– … Не выдержал конкуренции со стороны своего единоутробного братца, – перебил он. – Боже праведный! И она все это успела выблевать на твою голову? Сколько же она у тебя пробыла? Неделю?
– Нет, всего лишь час. Но она быстро говорит, – Лили хихикнула.