Огненные стрелы
Шрифт:
Он вынул из ящика стола длинную и узкую коробочку.
— Вот — сравните! Движок!
Капитан вынул из коробки счетную линейку, снял с нее движок, потом осмотрел и привезенную рамку.
— О-о-о! — удивленно воскликнул он.
— Что такое?
— Здесь, кроме пружинки, еще… зубчик.
— А почему зубчик оказался на обыкновенной счетной линейке?
— Не понимаю, к чему он там.
— Ну видите?
Везнев смущенно промолчал.
— Однако, зачем нужна логарифмическая линейка человеку, который, судя по паспорту, агроном? — продолжал Огнянов.
— Не
— Ага, вот видите!..
Везнев опять ничего не ответил.
— Конечно, вы не нашли зажигалку, авторучку и линейку не потому, что искали, спустя рукава, а потому, что… их кто-то взял еще до того, как вы пришли на место.
Везнев напряженно размышлял. Он припомнил следы крестьянской обуви возле самолета, но предпочел ничего об этом не говорить.
— Отчего я прихожу к таким выводам? — продолжал Огнянов. — На основании имеющихся данных. Вот, например, линейка. Она была без коробки. Вероятно, во внутреннем кармане куртки. Когда тело выпало из самолета, линейка полетела вперед, порвала карман, а движок застрял в подкладке кармана. Линейка не такая маленькая штука, вы не могли бы не найти ее, если бы она не была до вас взята кем-то.
— Это те двое! — вырвалось у капитана Везнева.
— Какие двое? О ком вы говорите?
— На месте падения самолета, — смущенно произнес капитан, — милиционер застал двух местных крестьян, пришедших раньше него.
В эту минуту вошел лейтенант Косев, раскрасневшийся, с капельками пота на лице. Огнянов, как ни был поглощен работой, встретил его теплой улыбкой. К юному лейтенанту он испытывал особые симпатии, может быть, потому, что это был самый младший из его помощников.
— Ну как? Проверили?
— Да, проверил. Опять получается тридцать человек, — отвечал Косев.
Изучив доклад, привезенный лейтенантом из поездки на завод в Русе, Огнянов поручил ему продолжить разведку и подробно выяснить, какие работники завода № 36 приезжали в Русе 22 февраля.
Лейтенант собрал сведения и составил список тридцати человек — отличившихся на производстве рабочих, техников и инженеров, которые совершили поездку по Болгарии в одном из заводских автобусов, побывали в Пловдиве, Тырнове, Коларовграде, Русе, Плевене и посетили в этих городах некоторые заводы. Огнянова озадачило, что в пропуске, выданном на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, было написано: инженер Михайлов с группой из 30 человек с завода № 36. Выходило, что посетителей было всего 31: Михайлов плюс 30 человек; но возможно, в пропуске была ошибка, и их было всего 30, включая руководителя группы.
Подполковник велел проверить на заводе № 36, сколько именно человек участвовало в поездке.
Теперь он быстро стал отдавать новые распоряжения.
— Вы, капитан Везнев, продолжайте работу по установлению самоличности убитого и проверьте данные по паспорту. Не забывайте, что убитый был левша, он держал папиросы в левой руке, и что у него на груди татуировка — две буквы. А я во второй половине дня проеду в Русе и оттуда — в Коларовград. На обратном пути поищу микрофотоаппарат.
— А моя задача? — нерешительно задал вопрос Косев.
— Вы поедете со мной!
Лейтенант
Дежурный на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, маленький старичок в высокой барашковой шапке и в очках, с длинными седыми усами, долго рассматривал паспорт, поданный ему человеком в кожаной куртке.
— Что такое? Может быть, уже слишком поздно? — нагнулся к окошечку подполковник Огнянов.
— Тебя я пущу хоть в полночь, без паспорта, — посмотрел на него дежурный.
— Почему?
— Потому что знаю тебя.
В голосе старика была легкая дрожь.
— Здесь, отец, дело не в знакомстве.
— Как дело не в знакомстве, Боян?
«Боян» была партизанская кличка Огнянова.
Он присмотрелся к старичку:
— Дед Петр!
Конечно, это был он. Огнянов хорошо знал старика. Их связывали давние, дорогие обоим воспоминания. Зимой 1944 года Боян и двое других партизан были тяжело ранены в перестрелке. Почти целый месяц они отлеживались в селе Кричим, в доме деда Петра. Старик ухаживал за всеми тремя, как за родными детьми, скрывая тщательно от них, какие опасности ему угрожали и каких трудов ему стоило добывать пищу и лекарства для раненых. Когда, выздоровев, они вернулись в отряд, с ними пошли в партизаны и двое старших сыновей Петра, а три месяца спустя оба они были убиты в сражении с жандармским отрядом.
Огнянов быстро прошел во двор и открыл двери кабинки проходной. Он обнялся с дедом, встретившим его на пороге. Дед разрыдался: он вспомнил об убитых сыновьях.
— Что ты здесь делаешь? — спросил подполковник, когда старик успокоился.
— Работаю. Мой сын, самый младший, поступил на завод. Я остался совсем один. Дай, думаю, и я пойду, чего мне сидеть бобылем дома. Ну и дали мне работу. А ты чего сюда, верно, по делу?
— Да вот, кажется, дело, по которому я приехал, начнется с тебя, — засмеялся Огнянов.
— С меня? Как так с меня?
— Ты выписал этот пропуск?
Подполковник подал ему корешок пропуска от 22 февраля.
Старик долго рассматривал через очки.
— Да, я.
— Ну, так слушай, дед Петр. Тут к вам приезжала большая группа людей с другого завода. Было это в воскресенье, 22 февраля. Приехали они на желтом автобусе, человек тридцать.
— В какой день, не помню, а группу помню. Наш один инженер их привел.
— В пропуске ты написал, что приехало 30 человек.
— Да столько их было.
— Точно? Ты уверен?
— Да уж верное дело.
— Вместе с руководителем, всего тридцать?
— Нет, руководитель сверх того. Я записал его имя.
— А ты их всех хорошенько пересчитал?
— Да как же можно без этого? — обиделся старик. — Известно, пересчитал. Для этого я тут и поставлен. Один хлопец, строптивый этакий, упрямился: лучше, говорит, пересчитай нам ноги и раздели на два. Ну, да я тоже за словом в карман не полезу. — Нельзя, говорю, так счет не выйдет. — Почему? — А потому, отвечаю, что на тебя четыре ноги причитается, да еще и с копытами. А когда выходили, опять я их пересчитал. Хотел показать мальцу, как службу надо справлять.