Огненные времена

Калогридис Джинн

Анна Магдалена откинула голову назад, и покрывало сползло, обнажив распущенные, спускавшиеся ниже пояса волосы – иссиня-черные, с легкой серебристой проседью. Потом она вновь распрямилась и опустила руки, а затем, указав прямо на север, высоким и тонким голосом выкрикнула какой-то приказ.

Не в силах сдержать радость, я громко засмеялась, потому что воздух вокруг стал живым, вибрирующим, словно наполненным энергией тысячи жужжащих пчел или грозовыми вихрями. В напряженном молчании, не замечая моего восторга, застыли рядом со мной Жюстен и Маттелина.

Потом Анна Магдалена – а с ней и некто гораздо величественнее – повернулась лицом на восток. А поворачиваясь, она прочертила указательным

пальцем на уровне талии толстую золотистую светящуюся черту. И тогда я увидела ее лицо в профиль. До сих пор явственно помню, каким молодым и прекрасным оно тогда стало.

Еще один поворот, потом другой, и мы вновь оказались лицом к северу, но на этот раз мы были окружены мерцающим золотым кольцом. И окружавшая нас сфера, которая прежде казалась тонким голубым покрывалом, стала вдруг твердым сапфировым шаром, сверкающим золотыми искрами.

Шаром, сквозь который можно было смотреть. Вглядевшись, я изумилась: по ту сторону шара я увидела каких-то странных созданий. С каждой из четырех сторон света, к которой обращалась Нони, возвышались теперь до самого неба огромные великаны, светившиеся каждый особым цветом – мшисто-зеленым и коричневым цветом земли, мерцающе-желтым цветом солнца, красно-оранжевым цветом пламени, темно-синим цветом моря. Я назвала их великанами, но лишь двое из них, желтый и зеленый, хотя бы смутно напоминали очертаниями человеческие фигуры. Двое других – красный и синий, являлись скорее чистой энергией, столбами призматического живого света, больше напоминавшими солнце, луну или звезду, нежели человека или какое-то живое существо.

Они казались такими же бессердечными и равнодушными, какими бывают камень или смерть, но я нисколько их не боялась, потому что понимала, что они встали там как стражи, оберегающие нас, и готовы были исполнить любое наше приказание. А за ними, за пределами того яркого уютного круга, в котором мы находились, громоздилось множество темных, бесформенных существ, способных принять любую форму, и других, жаждущих присосаться как пиявки к тем, кому не хватает воли их с себя сбросить.

Но тут мое внимание отвлекла от них Нони, которая повернулась лицом к нам. Она была теперь живым воплощением той богини, чья статуя стояла за нашими спинами. Лицо ее светилось, а руки были распахнуты нам навстречу тем же приветственным жестом, который мне доводилось видеть у многих статуй, изображающих Деву Марию. Сияние, исходившее от нее, лившееся изнутри ее, слепило мне глаза, но зрелище было настолько прекрасно, что я не отводила взгляда.

Даже Жюстен и Маттелина, которые наверняка много раз уже видели перевоплощение моей бабушки в богиню, стояли рядом со мной в благоговейном оцепенении. И когда Анна Магдалена спросила:

– О чем просят мои дети? – Маттелина поклонилась с неподдельным почтением и промолвила:

– Моя доченька, моя Клотильдочка больна. Как я хочу, чтобы она поправилась!

В ответ бабушка протянула руки Маттелине, стоявшей справа от меня, и Жюстену, стоявшему слева. Те, в свою очередь, взяли за руки меня. В то же мгновение в меня словно попала искра и от них сквозь меня побежал какой-то ток, похожий на дрожь молнии перед тем, как та коснется земли. Это ощущение стало лишь возрастать, когда мы медленно пошли по кругу, образуя маленький хоровод внутри большого светлого круга. Анна Магдалена вела нас, постепенно ускоряя шаг и произнося нараспев слова, которых я не понимала, за исключением одной фразы:

– Диана, Диана, бона дэа…

Остальные стали вторить ей, и я тоже старалась подпевать, как могла. Маттелина наклонилась ко мне и медленно, четко повторила для меня слова гимна. Она объяснила мне:

– Мы пытаемся представить себе огромный белый конус, упирающийся вершиной в

середину нашего круга. Когда он наберет полную мощь, мы пошлем его к моей Клотильдочке.

И тогда я тоже увидела посреди нашего круга воронку белого света, которая вращалась все быстрее и быстрее, в ритме нашего все ускоряющегося танца. И хотя ночь была прохладной, с нас уже градом катился пот, причем не от движения, а от невероятного жара, исходившего от вращающегося конуса. Тональность песнопения становилась все выше и выше, так что я уже не могла ей следовать, а она все поднималась и поднималась.

Жара, поток энергии и песнопение, вибрировавшие в каждой клеточке моего тела, довели меня до почти невыносимого восторга. К этому времени конус стал уже таким широким и высоким, что вышел за пределы нашего синего шара и поглотил нас, заслонив от меня Нони. И в этот момент я услышала, как бабушка вскричала:

– Всё!

Танец мгновенно прекратился, и все мы, сделав одновременно глубокий выдох, пошатываясь, встали рядом друг с другом. Нони, Жюстен и Маттелина воздели руки к небу, и я тут же последовала их примеру. И в тот же миг энергия потекла от нас вовне и вверх. Основанием вверх конус взмыл в ночное небо и отправился на поиск младенца Маттелины.

И он нашел девочку. Я ясно увидела, как конус пролетел над нашей маленькой деревушкой и проник в приоткрытую дверь дома, в котором на широкой, покрытой соломой кровати спал спеленутый ребенок, которому было всего несколько месяцев от роду. Младенец был бледный, болезненный, с желтоватой кожей и впалыми щечками. Под глазками у него были синяки, слишком большие для такого крохотного личика. И вот конус света охватил младенца и как бы проглотил его, словно кит Иону. Но потом он стал медленно вливаться в девочку, всасываться маленьким тельцем, отчего оно начало светиться изнутри, бледная кожа порозовела, и щечки стали похожи на румяные персики. Я увидела, что девочка тихо вздохнула и погрузилась в глубокий, дарующий здоровье сон.

Никто, кроме меня, не видел этого, но глаза у всех ярко блестели, а взволнованные лица пылали. Все мы очень устали и обливались потом. И в то же время я испытывала восторг, потому что стала свидетельницей силы богини, проявленной таким совершенно новым для меня образом.

В ту ночь это было не единственное наше чародейство. Мы наделили волшебными свойствами травы, которые Нони принесла с собой в круг, а потом съели их с мысленной мольбой о том, чтобы богиня помогла нашей деревне грядущей осенью и зимой. За этим последовали и иные мольбы и просьбы, переданные нами богине через песнопения Нони. В конце концов Анна Магдалена обошла круг и, обратившись последовательно к четырем сторонам света, отпустила одного за другим наших стражей-великанов. Я почувствовала некоторое разочарование, потому что никогда раньше не ощущала такой свободы ясновидения и такого явственного присутствия богини. Мне хотелось, чтобы наш круг никогда не кончался. И вдруг, в тот самый момент, когда солнечно-желтый великан начал исчезать, я увидела за ним мелькнувший на миг, но незыблемый, как маяк, шар белого света и тут же преисполнилась невыразимой радостью, ибо поняла: он ждет меня.

Но когда отодвинулся в сторону сапфировый великан, я заметила за ним нечто прямо противоположное – столп самой черной тьмы.

Нет, использование слов «темный» или «черный» для описания того, что я увидела, означает наполнение этих слов слишком зловещим смыслом. Ибо без мягкого, нежного спокойствия, которое приносит наступление темноты, и без украшенной блеском звезд черноты ночи мы бы возненавидели яркий дневной свет. Но то, что увидела я, не было ни тьмой, ни светом, а чем-то невыразимо жутким, означавшим полное отсутствие всего: любой жизни, любой надежды.