Огненные времена

Калогридис Джинн

– Вы видели, дядя?

Он поднял свою не тронутую огнем руку как трофей, потом схватил с пояса кинжал и воткнул его в левую ладонь. Сверкающее лезвие почти пронзило руку насквозь, однако когда Люк вынул нож, не было ни крови, ни раны.

– Вы видели? Я просил Бога помочь мне сделать то, что я должен сделать. Пусть враг кидает меня в костер: я не сгорю. Пусть он пытается зарубить меня мечом: я не пострадаю. Как сможет он тогда победить меня?

– Завладев твоим сознанием, – тихо сказал Эдуар. – Страх сможет сделать тебя уязвимым, как прежде. – И когда Люк запротестовал, Эдуар добавил: – Это правда,

племянник, что ты – гораздо более могущественный маг, чем я. Но опасность, угрожающая тебе, – не физическая. И страх, который ты должен одолеть, это не страх твоей собственной смерти. – Он положил руку на плечо Люку. – Сядь. Я вижу, что время пришло.

И не дожидаясь ответа, он исчез в смежной комнате.

Когда же он вернулся, в руке у него была маленькая фляжка с темной жидкостью. Люк смотрел, как его дядя с почтением и серьезностью капнул в вино, стоявшее перед юношей, две капли этой жидкости. И ни капли больше.

– Выпей, – сказал Эдуар.

Люк выпил. Вкус был тошнотворный. Но уже несколько мгновений спустя он забыл его горечь, потому что уже был очарован тем, как изменились кирпичи, из которых был сложен камин: теперь они были похожи на цветы, греющиеся под летним солнцем. Открыв рот, чтобы сказать об этом, он вдруг понял, что не может говорить. Неожиданно он засмеялся, а потом завыл и чуть не свалился с табурета.

Эдуар подхватил его и поставил на ноги. Опираясь на дядю, Люк дошел до большой дядиной кровати, стоявшей в соседней комнате, и рухнул на нее с выражением блаженства и благодарности на лице.

– Про… стите, – пробормотал он и хихикнул.

– Смейся, если хочешь, Люк. Я отослал слуг. Если понадобится помощь, просто позови меня. – И Эдуар закрыл за собой дверь спальни.

Люк разразился взрывом хохота, потому что, хотя он и слышал слова Эдуара, они показались ему бессмысленными. Все показалось ему бессмысленным. Что он, обычный молодой человек, причем столь далекий от святости, оказался избранным, призванным возглавить расу, быть учителем, быть даже гласом божьим. Он вовсе не был святым мессией. Разумеется, Эдуар, такой мудрый и добрый, был гораздо более подходящим для выполнения этой миссии. Эдуар – или же покойный блаженный Жакоб…

Восторг его тут же сменился печалью. Эдуар был прав. Гордыня заставила его поверить в то, что он уже готов найти свою возлюбленную и сразиться с врагом. Он был так увлечен изучением магии, что много лет не слышал в себе божественного голоса и почти забыл, каково это – жить в божественном присутствии.

– Скоро ты вспомнишь, – сказал какой-то голос. – Скоро настанет время, и голос заговорит.

Люк быстро сел в постели. Вся его расслабленность тут же исчезла, руки и ноги хорошо повиновались ему. Но под руками он ощутил не дорогую ткань на постели Эдуара, а сухие, хрустящие листья и сырую землю. Перед ним горел костер, а у костра, по другую его сторону, сидел Жакоб и пытался согреть свои костлявые руки. А вокруг был мрачный, темный лес.

– Жакоб, – прошептал Люк, и горячие слезы заструились по его щекам. – Вы живы…

– Еще как жив! – ответил ребе, показывая пожелтевшие зубы.

– Я… я хочу угодить Богу, – сказал Люк, – и хочу найти ее, но что-то удерживает меня от нее и от посвящения. Я уже изучил всю магию, которая могла бы пригодиться.

Я стал невосприимчив к боли. Теперь я не знаю, что делать дальше…

Жакоб кивнул.

– Ты научился разным трюкам, какими владеет любой самый обыкновенный колдун. Талисманы и ритуалы – это лишь средства, ведущие нас к самой трудной и самой могущественной магии – к магии сердца. Ты должен отбросить глубоко спрятанные страхи и научиться доверию.

И в тот же миг Люк очутился не в лесу, а спеленутым младенцем, сосущим грудь матери. Он взглянул на нее снизу вверх. Прекрасная Беатрис, с обведенными золотым ободком малахитовыми глазами, полными любви, с теплой, как солнце, и бледной, как луна, кожей, пела ему тихим нежным голосом чудную песню.

И вдруг она с воем швырнула его на пол, а лицо ее внезапно так исказилось, что он закричал от ужаса. Ее руки метнулись к его шее, и он чуть не потерял сознание, но отец и стражник уже начали с ней бороться.

А потом лицо матери начало меняться и Люк увидел, как она становилась все более юной, пока не превратилась в девочку с темными волосами и темными глазами, босоногую, балансирующую на самом краю телеги.

– Ты просто взглянул на нее, и она упала.

– Нет! – вскричал Люк, стуча кулаком по опавшим листьям, вдруг превратившимся в блестящую парчу на дядиной постели. – Нет! Жакоб! Помогите мне!

И тут же Эдуар оказался рядом с ним, помог ему сесть и дал выпить несколько глотков чудесного на вкус отвара.

– Все уже кончилось, – успокаивающе сказал дядя. – Это поможет тебе отдохнуть.

Люк успокоился и наконец уснул. А когда проснулся, то начал работать над серебряным амулетом, начертав на нем астрологические знаки своей матери. Это он делал втайне и втайне же попросил своего личного оруженосца съездить в Тулузу и лично передать этот талисман госпоже де ля Роза.

Еще до возвращения оруженосца силы принца Эдуарда соединились в Бретани с другой группой захватчиков, и французский король призвал всех вступать в армию. Дядя Эдуар и его рыцари начали готовиться к войне. Они собирались встретиться с Полем де ля Роза в его поместье, а оттуда проследовать на север, присоединиться к армии короля Иоанна и в ее рядах сразиться с врагом.

Отправляться должны были утром. Накануне всю ночь Люк не спал, а готовился к походу: точил меч и кинжал, чинил щит и доспехи. По правде говоря, он с отвращением относился к войне. Почти не боясь того, что убьют его самого, ведь, в конце концов, он умел защищать себя с помощью магии, Люк страдал при мысли о несчастьях, которые война приносила другим людям.

Но, однако, он торопил время, потому что уже много лет не видел родителей и все пытался представить себе, как они выглядят. Наверное, отец уже поседел.

И в тот момент, когда он думал о родителях, раздался резкий стук в дверь.

– Войдите, – сказал Люк, и вошел дядя Эдуар.

– Люк, – тихо произнес он. – Я ясно видел, что на поле боя тебя ожидает великая опасность. Умоляю тебя не ехать.

За последние годы медные волосы Эдуара посеребрились на висках, а лоб покрылся глубокими морщинами тревоги.

Люк опустил кинжал, который он держал в руке, и камень, о который он его точил.

– Я говорю о твоей жизни, – продолжал Эдуар. – А может, это нечто еще ужаснее…