Огненный цветок

Райт Синтия

– Нет! – смеясь, перебивала ее стройная блондинка, – скажи ему, что ты к Бэсси! А тебя-то как зовут?

– Лис. – Дэну было приятно, что в этом городе о фамилиях и старых историях не упоминали, как об обременительных подробностях.

Теперь уже все они начали хихикать и зазывать его, перевешиваясь через ограждение балкона, чтобы выставить напоказ свои прелести. Сдвинув назад свою шляпу, Дэн улыбнулся нетерпеливой группе на балконе и почувствовал, что по пояснице прошла волна горячей боли.

– Я только отведу коня на конюшню, –

крикнул он девушкам. – Налейте мне виски, и я тотчас же буду здесь!

– Держу пари, что так и будет! – ответила одна из них шаловливо-вызывающим тоном, после чего все они, хихикая, удалились внутрь.

Дэн оглянулся и вдруг уловил сильный зловонный дух, доносившийся из китайского квартала. На другой стороне улицы он увидел конюшню, а рядом с ней – баню. Он мечтал отскрестись дочиста, но предстояли другие, более необходимые дела. Потянув поводья, он повел Уотсона по уже опустевшей Главной улице к конюшне и вдруг заметил мальчика.

Ему было не более девяти или десяти лет, хорошенький, ухоженный мальчик с карими глазами, огромными, как блюдца.

Украдкой пробираясь вдоль угла Зеленого Фасада, он вышел на узкую аллею, примыкающую к Театру.

Так как для всех девушек не хватало отдельных комнат наверху, то на аллее была пристроена пара закрытых занавесками будок, в которых проходили «испытания» новенькие. В этих будках мужчина мог иметь стоящую девушку, не поднимаясь наверх и даже не потрудившись снять штаны. Расплата шла на полном доверии. Дэн был взрослым, много повидавшим человеком, но даже его это шокировало. Но когда он заметил, что мальчик, наклонившись вперед, пытается заглянуть за занавеску, ему стало не по себе. В одно мгновение он был около будки.

– Подойди сюда, – обратился Дэн к нему сверху, не слезая с коня. – Я не причиню тебе вреда.

На мальчике была хорошая одежда, но уже изрядно запачканная: коричневые штанишки на подтяжках, рубашка из шотландки и грязные ботиночки, сделанные, казалось, специально для его маленьких ножек. Песочные волосы, стоящие дыбом, подчеркивали величину его карих глаз.

– Папа говорит, что я не должен разговаривать с незнакомыми, – пискнул он.

– Как тебя зовут, сынок?

– Бенджамен.

– Ну что же, Бенджамен, – улыбнувшись, неторопливо протянул Дэн, – думаю, что твой папа не хочет также, чтобы ты свободно бегал по «Бесплодным землям». Здесь вокруг полно людей хуже, чем я, так что почему бы тебе не подойти ко мне и не позволить увезти тебя домой?

Дэн сам не верил, что говорит это, – ведь в его планы входила более неотложная встреча, но он понимал, что выбора у него нет.

Бенджамен отступил, почти уткнувшись спиной в занавеску будки. Однако прежде чем он смог изменить планы Дэна, Дэн подвел Уотсона к мальчику так близко, что тот оказался в пределах досягаемости. Схватив сопротивлявшегося мальчишку и подняв его на руки, как мешок, набитый перьями, он после этого позволил чалому элегантно зашагать по

Главной улице.

– Ну а теперь, – твердо произнес Дэн, – я был бы тебе очень обязан, если бы ты указал мне дорогу к твоему дому, палатке или где ты тут живешь.

– Я не хочу, чтобы вы отвозили меня домой, мистер!

– Могу тебя заверить, что мне это тоже не доставляет особого удовольствия. Так что прекрати тянуть время и укажи кратчайшую дорогу. У меня еще впереди много крайне неотложных дел.

– Да, я догадываюсь каких! Я слышал, как вы разговаривали с девушками на Жемчужном балконе, – набравшись храбрости, выпалил Бенджамен, после чего указал на юг: – Туда!

– Маленький шалун, – сквозь зубы процедил Дэн. – Твоим родителям следовало бы держать тебя на цепи!

* * *

– Бабушка Сьюзен, Бенджамен сказал, куда он ушел? Я не вижу его из окон, даже сверху.

Мадлен вошла в кухню, где бабушка начала вешать голубые ситцевые занавески, которые они успели сшить. Рулоны шелка и атласа, привезенные Мадлен из Филадельфии, пошли на портьеры для гостиной и на платья для нее и бабушки Сьюзен. Она остановилась, чтобы оценить первую пару занавесок, обрамлявших окно кухни, и затем улыбнулась в надежде, что эта улыбка будет принята за искреннее восхищение.

– Как прелестно они выглядят! – воскликнула она, подумав, что будь у нее выбор, она ни за что не остановилась бы на ситце, и так во всем, за что бы она ни взялась. У Мадлен было такое чувство, будто она все время пытается сделать «шелковый кошелек из уха свиньи».

– Когда ты улыбаешься, то становишься вылитым портретом своей матери, – заметила Сьюзен, поджав губы.

– Считать это комплиментом?

– Ммм… если честно, нет. Мир никогда не соответствовал требованиям Колин, и я не хочу, чтобы это качество было и в тебе, дорогая.

Сьюзен остановилась возле внучки полюбоваться занавесками.

– Знаешь ли, ты никогда не будешь довольна, если тебе не удастся несколько снизить свои требования. Что же касается Бенджамена, по-моему, он сказал, что отправится вниз по Холму поиграть на Сосновой улице с мальчиком Гордоном.

– Я просила его оставаться в поле зрения. – Мэдди тревожно выглянула из окна, выходящего на Шерман-стрит. – Разгуливать одному по этому городу – слишком большая вольность для мальчика его возраста. В отношении Бенджамена я не намерена снижать свои требования, бабушка!

Взглянув на свое хорошенькое прогулочное платье из тафты в персиковую и кремовую полоску, Мэдди упрямо подумала, что и для себя она не принизит своих требований, кто бы что бы ни говорил. Она воспитана как леди, ею и останется, даже в бесшабашном, греховном Дидвуде.

– Отвратительно, что здесь столько мух, – ворчала Сьюзен, обмахиваясь веером. – Правда? Я бы открыла окна, но боюсь, насекомые просто одолеют нас. Не будем сегодня топить плиту. Приготовим что-нибудь холодное?