Огненный цветок
Шрифт:
«Жемчуг» был набит выпивающими изможденными и грязными рудокопами, а вокруг карточных столов толпились жуликоватые личности, готовые играть всю ночь. Лис встал у стойки бара рядом с очень грузным и дурно пахнущим человеком. Он подумал, не исходит ли и от него такой же запах, но потом решил, что Мадлен Эвери как-нибудь дала бы об этом знать, например деликатно сморщив носик от отвращения. Энни Сандей научила сына понимать подобные намеки. После долгого ожидания хозяин бара наконец обратил на него внимание, и Лис, заказав двойной виски, безотлагательно опрокинул его. Вероятно, это
– Еще, приятель? – спросил его бармен, хрупкий, плешивый человечек с черными усами.
Лис кивнул. Вторую порцию он выпил чуть медленнее, но вместо того чтобы стереть его мысли, виски, казалось, только подстегнул их. Он всегда старался жить достойно, позволяя себе лишь безобидные мужские грешки. Он не был святым, но верил в права и свободы, на которых основана Америка.
Почему же тогда это испытание в Монтане оставило у него во рту привкус трусости? Он первый бы предложил идти в бой и настаивал бы на этом, если бы чувствовал, что дело правое. Он по-прежнему разрывался между чувством долга, присущим настоящему американцу, и симпатией к индейцам. На какой же стороне правда?
Что за черт, думал он. Эту проблему не под силу решить одному человеку, так какое же значение имеет то, что он думает или делает?
– Послушай, я думала, ты забыл меня, – промурлыкал тоненький голосок ему в плечо.
Лис взглянул вниз горящими глазами и обнаружил маленькую девушку с черными, как вороново крыло, волосами, которая недавно заигрывала с ним, стоя на балконе. На ней было поношенное платье из ярко-розового атласа, перешитое так, что открывалась половина ее груди. Ткань юбки крепилась на турнюре, посаженным высоко сзади, и ниспадала на усыпанный опилками пол. Она благоухала туалетной водой, на шее ее была повязана тонкая синяя лента. Лису это понравилось.
– Нет, не забыл, – дотронулся он загорелым пальцем до ее щеки. – Как тебя зовут, лапушка?
– Виктория. – Она не могла поверить, что и вблизи он также привлекателен, как и на расстоянии, но это была правда. У него были невероятно голубые глаза, ровные зубы и копна каштановых волос, а сильное лицо обрамляла аккуратная бородка. Похоже, что он может поднять ее одной рукой. – Мама назвала меня так в честь королевы Англии.
Лис изогнул бровь дугой, оценивая ироничность ситуации.
– С ее стороны это был прекрасный жест, ведь…
– Люди говорят, я красивее, чем королева Виктория, – заметила она.
Виктория попросила у бармена джин и горькое пиво, Лис заплатил за них и снова протянул свой стакан. Он, наконец, начинал испытывать чувства, на которые уже не надеялся, – некое оцепенение и крайнюю отдаленность от внешнего мира. Он вдруг с легкостью поверил в то, что у него нет проблем, ни вины, ни прошлого, ни будущего. Момент требовал от него лишь улыбки и наслаждения жизнью.
– У тебя такой вид, будто ты совершенно выбился из сил, добираясь до Дидвуда, – сказала Виктория, наклонившись к нему так, что ее пышная грудь прижалась к его широкой груди. – Ну и как, стоило?
Прежде чем он успел ответить, кто-то призвал
– А теперь, джентльмены, – крикнул он, – прошу внимания! Вы присутствуете на редком празднике чувств и имеете счастливую возможность быть свидетелями представления одной и единственной Королевы песни. Да, друзья, я действительно говорю о всемирно известной мисс Виоле де Монморанси, которая оказалась в Дидвуде накануне гастролей по великим столицам Европы, где она покажет свое несравненное искусство перед королями, королевами и императорами!
Когда мисс де Монморанси начала свою первую балладу в сопровождении двух музыкантов, Лису пришло в голову, что она выглядит несколько потрепанной для роли всемирно известной дивы. Виктория, казалось, прочла его мысли.
– У тебя такой вид, словно тебе нужен небольшой отдых. Хочешь, поднимемся наверх, где немного поспокойнее? Я сниму с тебя сапоги и помассирую тебе шею…
Забавная вещь – инстинкт, который притягивает мужчину к женщине! Лису был безразличен запах Виктории, и все же он действовал на него, она не казалась ему привлекательной, но его тело как-то реагировало на ее горячие выпуклости, когда она прижималась к нему, и на зовущие нотки в ее голосе.
Энни Сандей обычно говорила, что настоящий мужчина поднимается выше своих инстинктов и никогда не будет спать с женщиной, которую не любит, не говоря уже о той, с которой едва знаком. Слишком плохо, что мир не мог жить по стандартам Энни Сандей. Порок иногда искушал Лиса, и тогда ему хотелось действовать безрассудно. Может быть, на самом деле, это было проявлением слабости, но слово «безрассудство» звучало более мужественно.
– Твои слова звучат приглашением, и я буду дураком, если откажусь, Виктория! Захвачу бутылочку, если среди ночи нам захочется выпить. – Он собрал все свое имущество и последовал за Викторией наверх по лестнице, начинавшей уже перекашиваться от слишком усердной эксплуатации. Она еще пахла свежесрубленной сосной, дешевыми духами и немытыми мужскими телами. Лис наблюдал за колебаниями турнюра Виктории, шедшей впереди.
Несколько смущенный этим зрелищем и своими низкими инстинктами, он невольно улыбнулся.
Наверху было несколько комнат с дверями, задернутыми занавесками и надписанными над ними именами девушек.
Лис с облегчением обнаружил, что в комнате Виктории настоящая дверь, это показалось ему хорошим предзнаменованием.
Повернув ручку и посторонившись, Виктория робко и застенчиво взглянула на него из-под ресниц, и Лис почти поверил, что это искренне. Войдя в узкую спальню, окно которой выходило на Главную улицу, Лис бросил свои вещи на пол, снял шляпу и глубоко вздохнул.
– Садись сюда, на постель, и располагайся поудобнее, – сказала Виктория. – Вот сюда, ложись. Я сниму с тебя сапоги.