Огненный дождь
Шрифт:
– Что здесь происходит? – спросил Лютень, обводя всех взглядом. – Мирон, Ратша, нишкните! Что за привычка! Как я отлучаться, так вы – в драку! Ну-ка, на мировую!
– Да он!.. А он!.. – в един голос закричали отроки.
Князь нахмурился. Просто нахмурился, и этого хватило, чтобы оба заткнулись и угрюмо уставились друг на друга. Непохоже было, чтобы кто-то желал первым протянуть руку…
– Так… - медленно сказал князь, нахмурившись уже всерьёз. – Значит, вот так?! Ивещей!
– Здесь я, княже! – суровым взглядом
Прежде чем Лютень успел ответить, Ратша и Мирон быстро, не поднимая глаз, пожали друг другу руки. Вроде как помирились.
– То-то же… - улыбнувшись, наставительным тоном сказал князь. – Что ж, добро… Ивещей, я хотел сказать… А что же я хотел сказать?
– Ты, княже, наверное хотел указать мне, что вернулся Ярослав-сотник! – улыбнувшись в ответ, ответил тысяцкий воевода. – И что неможно ему задерживаться слишком долго с докладом!
– А он – боится! – звонко сообщил окружающим юный наглец Ратша. – Князь на него осерчал шибко, а когда на него серчают, Ярослав теряется! Он только в бою у нас смелый! Наверное, когда моложе был… Ой! Ой, не надо, Яр!
– Откуда знаешь, что это – я? – с ухом Ратши, зажатым в булатных пальцах, Ярослав умудрился ещё и поклоны князю и воеводе отвесить. Каждому – наособицу.
– А кто ещё княжеского меченошу за ухо драть будет? – возмущённо, с трудом сдерживая невольно подступившие стрелы, пропыхтел Ратша. – Отпусти!
– И верно, отпусти, Ярослав! – довольно миролюбиво сказал князь. – Что дорога?
– Дорога – свободна, княже! Мы проехали почти сто вёрст за эти дни – чисто! Ни одного акрита паршивого, ни одного стратиота! Пару раз, уже на подходе, видели отряды базиликанской конницы, но их столь мало было, что это – не сила. Ошмётки какого-нибудь гарнизона пробираются домой…
Лютень довольно кивнул.
– Я с подарочком, княже! – осторожно и издалека начал Ярослав. – Вот, языка к тебе привёз! Он у нас из патрициев, бояр местных значит. У него даже родичи в городе есть! Из вящих!
Старика вытолкнули пред ясные очи князя и тот отметил для себя измождённый вид и явно подорванный дух базиликанца. А ведь наверное эти чёрные очи когда-то сверкали дерзостью и гордыней. А плечи – и по сей день широкие – были налиты силой…
– Кто ты? – спросил князь, знаком велев Ратше и Мирону подать два креслица – для себя и высокородного пленника.
– Я – патриций Цирцей из фамилии Сицилов! – второй раз за день назвался старик. – Мой род восходит корнями к архонтам Дарии и…
– Опусти свои корни! – едко посоветовал ему князь. – Дело говори!
– Я и говорю дело! – обиделся тот, когда понял не слишком правильно произнесённую фразу князя. – Я хотел сказать, что имею определённый вес в Дарии и если мы договоримся, готов помочь! Только условие: мои родственники должны уехать!
Старик всхлипнул, а почти сотня пар глаз обратился к невозмутимому – уже привык, что все несчастья валятся на крепкую шею градом – Ярославу.
– Ну, пошалили хлопцы! – спокойно ответил тот. – А чо… Война, так!
– Никто тебя ни в чём не обвиняет! – сказал Лютень. – Старика отведите к заложникам. Поглядим, что они скажут…
Те же дружинники, что привели его сюда, теперь потащили – кажется, очень удивлённого таким оборотом – к шатру, где сидели пленники.
– А ты, Ярослав, задержись! – сказал вдруг князь. – Разговор есть!
Ярослав вошёл в шатёр на подгибающихся ногах. Перетрусил…
Оказывается, не зря. Сумрачный и явно недовольный, Лютень протянул ему небольшой берестяной свиток.
– Догадываешься, от кого? –только и спросил.
– Догадываюсь! – тихо ответил Ярослав, медленно краснея.
– Ты гляди! – князь был суров. – Такое – заслужить надо!
Коротко поклонившись, Ярослав вышел…
8. Ярослав и Медведко. Перед воротами Дарии. Вечер 23 дня месяца Бокогрея.
– А крепки стены! – сказал за спиной Ярослава чей-то густой, могучий голос и сотник резко развернулся, одним могучим рывком выдираясь – с кровью и болью – из дум. А был он далеко – в Холмграде, в княжеском кроме на третьем поверхе. Там – светёлка Умилы… А письмо от неё – тёплое, как летняя водица, и нежное, как прикосновение, оно согрело зимний вечер. Ярославу было для чего жить – его ждали, его любили и в его возвращение верили. Единственное облачко, омрачавшее собой светлое небо над его головой носило имя Тилла. Если Умиле он люб, то как быть с Тиллой?
– А, это ты, ведун! – коротко кивнув, приветствовал Ярослав Медведко. С тех самых пор, как брали Сальм, сотник и ведун если не сдружились, то по крайней мере испытывали один к другому искреннюю симпатию. Кровь, пролитая в бою, она лучше всего связывает. Впрочем, именно сейчас Ярослав вовсе не хотел с кем-то разговаривать, он мечтал и появление Медведко было ему против души.
– Я! – Медведко не страдал разговорчивостью, скорее даже наоборот – ему не помешало бы немного разговориться. – Прохлаждаешься?
– Воздухом свежим дышу! – отшутился Ярослав. – После чистого поля, в лагере… м-м-м… попахивает!
– Родяне! – с непонятной яростью скрежетнул зубами Медведко. – Зачем идти по нужному делу далеко, когда можно отлить прямо с порога палатки? Правда, гадить ходят к соседям…
Ярослав криво усмехнулся.
– А ты?
– Я – нет! – жёстко сказал Медведко. – Гордость не позволяет… Или от топтыгина и впрямь слишком много набрался! Как-никак, полную зиму в одной берлоге с ним провёл!