Огненный джинн (Солнечный удар)
Шрифт:
Льюис стоял совершенно неподвижно, сжимая в руке бутылку из синего стекла. Она оставалась закрытой. Дэвид. Напротив него стоял на коленях Кевин, удерживаемый крепкой рукой, сжимающей его горло. Он, похоже, был в полуобморочном состоянии. Ну, или, во всяком случае, слишком напуганным, чтобы бороться.
Рука, державшая его, была большой, квадратной и покрыта кровью.
Я двинулась дальше, пытаясь войти, и как в толстое стекло воткнулась в барьер. Барьер для джинов. Для того чтобы его пересечь, мне нужно было находиться в бутылке и потом уже выйти… дерьмо.
– Прошу тебя, – сказал Льюис и нервно потер бутылкой о ногу.
Выглядел он ужасно. Половину его лица покрывали кровоподтеки, образуя сложную племенную татуировку – результат пинков Кевина – а неповрежденная часть лица бледна, больного оттенка овсяной каши.
– У тебя есть выбор. Не делай этого. Такое невозможно вернуть назад.
– И не надо.
Рука, удерживающая Кевина, была мужской, с растительностью, начинавшейся прямо от запястья и крепкими толстыми пальцами, но голос принадлежал женщине. Он раздавался с той стороны, которой мне не было видно. Но я не нуждалась в этом. Я и так знала, чей это голос, он никогда не покинет мои кошмары. Иветта. Ну конечно… если Льюис был здесь, они должны были конфисковать Дэвида и забрать Иветту для допроса. Значит, пользуясь неразберихой наверху, она сбежала и спустилась сюда в хранилище за своим любимым рабом.
Только через мой труп, сука. Я еще раз попыталась пройти барьер, отыскивая слабые места, но он был гладким и безупречным. Я не думала, что кто-то из них меня заметит. Оставаясь вне поля их зрения, я обрела призрачную форму и сделала еще одну попытку. Туман, твердое тело – не имело значения… Я не могла пройти на ту сторону и должна была дожидаться, пока они выйдут ко мне.
Она произнесла голосом сладким и твердым, как засахарившийся мед:
– Отдай бутылку, Льюис. И, возможно, я сохраню тебе жизнь.
Он снова провел по ноге бутылью, и я поняла, что он пытается сделать. Бутылка имела резиновую пробку, и он постепенно оттирал ее, чтобы дать Дэвиду выбраться.
– Соблазнительно. – Его голос надломился, и он, тяжело сглотнув, облизал губы. – Послушай, я действительно считаю, что для сумасшедшей ты очень привлекательная женщина, но последнее, чего бы мне хотелось – это доверить тебе джинна. Поэтому, как мне кажется, тебе лучше подумать…
– Убей его, – приказала Иветта.
Рука, державшая Кевина, сжалась, и я услышала, как хрустнула кость, словно пластиковый стакан. Льюис вскрикнул, вытянул руку, с его пальцев сорвался белый огонь, омывая безвольно падающего Кевина. О боже. Его шея… звук, что я слышала, был хрустом тонкой мальчишеской шеи.
Освобождения я не почувствовала. Кевин не умер. Льюис сохранил ему жизнь, по крайней мере, на данный момент, но сам он выглядел немногим лучше мертвеца.
Джин, только что убивший Кевина – пусть даже его смерть отсрочили – повернулся, и я увидела его лицо.
Это был Джонатан. Он выглядел твердо, бесцветно и столь же непроницаемо, как матовое стекло. Ни следа юмора или самоуверенности, которые я ожидала
Он был подчинен.
Иветта вышла на свет. Сейчас она не выглядела хорошенькой, напротив – половину ее лица украшал синяк, волосы были спутаны. Ее глаза напоминали глаза оборотня, и хрупкая изящная оболочка больше не скрывала ее истинную сущность. Иветта выглядела твердой, как кость, жесткой и готовой к убийству. Конечно, она не собиралась пачкать свои нежные ручки с прекрасным французским маникюром. Она использовала для этого (О боже) Джонатана.
Ее руки сжимали маленькую стеклянную бутылочку, что-то универсальное, недорогое, но крепкое. Темница Джонатана.
Я помнила, Дэвид говорил мне, что Джонатан никогда не был подчинен. На что это было похоже, обладать такой мощью, прожить столько лет, быть вынужденным подчиняться подобным приказам? Для него, должно быть, это…
«…насилие», – говорил Дэвид. Так и было. Что-то вроде этого.
– Брось, – сказала она Льюису, – поверь мне, он того не стоит. Он ничтожный, убогий самонадеянный маленький сукин сын, ни для кого ничего не значащий. В общем-то, всем будет только лучше, если он умрет. Учти.
Он не слушал или же слушал, но продолжал перекачивать энергию в мальчика.
Я единственная заметила, как резиновая пробка бутылки в его руках отскочила и покатилась прочь… но нет, я увидела что-то в глазах Джонатана, какое-то изменение, едва заметная сосредоточенность. Он знал.
Дэвид был здесь.
Льюис тяжело дышал, его кожа блестела от пота; он терял собственную жизнь, сохраняя жизнь Кевина.
Иветта двинулась к нему с той же хищной тигриной грацией, как когда-то она ходила вокруг Дэвида, и я поняла, что никогда и ничего в своей жизни не хотела сильнее, чем продраться сейчас через эту стену, запустить твердые как алмаз когти в ее сердце и вырвать его.
Льюис перевел взгляд на меня. Пламенные, упрямые глаза. Мое горло пересохло.
– Иди и закрой трещину, – сказал он. Выглядело это так, словно он разговаривал со мной, но я знала, что это не так. Это был прямой приказ, отданный джинну, только что выбравшемуся из бутылки и находящемуся здесь в призрачном виде… джинну, чью бутылку он держал в руке.
Иветта положила руку на Льюиса, и это у меня вызвало те же ощущения, что и таракан, ползущий по лицу «Моны Лизы».
Его губы сложились в форме слова, безмолвно, так, что она не могла бы заметить. Он все так же удерживал взглядом мои глаза. «Иди».
Он умрет, если я покину его. Черт, возможно, он умрет, даже если я его не покину, но, по крайней мере, ему не придется умирать в одиночестве, всеми брошенным.
Я почувствовала, как натянулась нить между мной и Дэвидом, становясь все тоньше от напряжения.
Рука Иветты вкрадчиво скользила по мокрой от испарины шее, пока он отдавал остатки сил, поддерживая дыхание ее последней жертвы.
«Иди».
У Льюиса моей бутылочки не было. Он не мог мне приказывать. Пока Кевин все равно что мертв, мне вообще никто не мог отдавать приказы.