Огненный герцог
Шрифт:
– Все они совершили ошибку, – проговорил Харбард, указательным пальцем размазывая по столешнице лужицу меда. – Ожерелью следовало остаться у тебя, Фрейя. Ты хранила бы его, пока не исполнились сроки, а до этого еще далеко. Старшие Народы устали и состарились, но юным ведь тоже должно прожить свое время под солнцем, не так ли? Или раз я стар, то пусть и у всех прочих кости болят?..
Раздался тяжелый стук в дверь.
– У тебя есть то, что требуется в другом месте, – прогремел низкий голос, наполнив собой весь дом, так что задребезжали миски и ложки на столе. – Отдай их
– Нет, – произнес наконец Харбард. – Ты говоришь о моих гостях, чужак, а гость уйдет от меня не раньше, чем я позволю. Я не дам тебе докучать моим гостям точно так же, как я не дам тебе причинить вред моей жене.
С этими словами Харбард поднялся из-за стола и подошел к двери. Голову он держал выше обычного, и в его осанке чувствовалась непреклонность, а в плечах – сила, которых Йен раньше не замечал. Голова Харбарда не коснулась балок, но почему-то чудилось, что он, стоя у двери, стал выше и значительнее.
В комнате, которая прежде казалась такой теплой и уютной, вдруг стало холодно. Лампы излучали неживой свет, отбрасывая резкие тени.
Создавалось впечатление, что Харбарду, повернувшемуся к двери, по душе происходящее.
– Харбард, Харбард, – пророкотал голос, – неужто ты пойдешь против нашей воли? Старый Бог, ты слишком стар для этого.
Харбард улыбнулся, и это было ужасающее зрелище.
– Немало лет минуло с тех пор, как со мной мерились силой.
По Йену прошла дрожь. Вот тебе и объяснение того, почему Харбард похож на одноглазого актера и почему у его коня слишком много ног. В книжках по мифологии говорится, что женой Одина была Фригг, а не Фрейя, но книжки, судя по всему, ошиблись не только в этом.
– Мой огонь против твоего, Харбард, – раздался грубый голос.
– Нет, – ответил Харбард, – не теперь, не сегодня. Поройся в памяти, Древний, вспомни предания: я погибну только с концом всего.
– Предания лгут, бог падали, почитаемый лишь мертвецами! – громыхнуло за дверью. – Ибо не в них ли Братец Лис – союзник Мороза, Огня и наш, чего никогда не бывало; разве в них не сказано, что Уку-Тор не погибнет, покуда не встретит в бою Змея – а ведь и самые его кости давно сгнили; разве не упомянуто в них о Хеймдалле и иных богах, что мертвы давным-давно? [25] – Последовало долгое молчание. – Предания лживы, ибо в них не говорится о нашей победе и о том, что мы пересотворим все по нашему образу и подобию… Повторяю: отдай мне Орфинделя и его любовника, и я оставлю тебя в покое.
25
Согласно мифологическим скандинавским преданиям, Хеймдалль трубит в рог перед последней битвой, в которой Тор погибнет, сражаясь с Мировым Змеем Йормунгандом.
– Я с тобой не согласен, – ответил Харбард, снимая копье. Дерево крякнуло, освободившись от тяжести оружия, но Харбард этого даже не заметил. Отдаленный рокот – словно где-то вибрировал некий мощный механизм – наполнил комнату.
– Ты не согласен? – спросил голос.
– Не согласен. Я полагаю,
Ответа не последовало. Харбард поднял копье правой рукой, повернув голову так, чтобы левый глаз смотрел на острие; мышцы на его плечах замерли в напряжении.
Двигаясь так быстро, что его одежда хлопнула, будто щелкнули хлыстом, Осия вскочил на ноги и очутился за спиной у Харбарда, предостерегающе положив руку тому на предплечье.
– Нет! – Осия сделал шаг к двери, его пальцы пробежали по дереву, как у слепца, который читает шрифт Брайля. – Он хочет, чтобы ты ударил копьем; он почему-то не боится Гунгнира.
– Ты узнал об этом, прикасаясь к дереву?
– Дело не только в дереве, – ответил Осия и прикрыл глаза. – Оно там одно. Я чувствую его пыл, готовность. Чем бы оно ни было, чем бы ни притворялось, это существо ранено, однако готово к поединку точно так же… – Осия фыркнул, – точно так же, как оно было готово сражаться со мной на горе, поторопившись принять облик бергениссе. – Тут Осия повернулся к Йену. – Меч… что произошло, когда ты поразил тварь мечом? – требовательно спросил он.
– Ты что, не видел ? – рявкнул Харбард.
– Я ослеп от боли, Харбард, и я благодарен тебе за чуткость и заботу. – Осия снова повернулся к Йену. – Ответь же.
Йен стиснул рукоять своего меча.
– Оттуда, куда я попал, пошел дым…
– Ага. – Харбард протянул руку. – Дай мне взаймы свой меч, Йен Сильверстоун, – спокойно произнес он, – и я верну его тебе обагренным кровью, как полагается.
Йен ничего не понял, и он скорее бы расстался с рукой, нежели с мечом, но по кивку Осии вынул клинок из ножен и подал его Харбарду, рукоятью вперед; Харбард принял меч и уже хотел отдать Йену копье, как…
Осия поспешно встал между ними и быстро оттолкнул копье в сторону, прежде чем Йен успел прикоснуться к оружию.
– Нет! Ты что, хочешь убить ребенка?
Харбард покачал головой:
– Ты должен чувствовать себя польщенным, Йен Сильверстоун. На мгновение я забыл, что ты всего лишь человек, дитя; мне почудилось, будто прошлое вернулось и рядом со мной ас.
– Пусть так и будет, муж, – откликнулась Фрейя. – Я родилась от ванов, но достаточно долго прожила с тобой и твоим народом. Рядом с тобой встанет ас.
Йен опять не понял, когда она успела измениться, но теперь Фрейя была одета не в платье: с макушки до пят ее покрывали серебристые доспехи, голову венчал боевой шлем с серебряными крылами у висков. Казалось, доспехи сделаны из безмерно крохотных чешуек, потому что переливались при каждом движении Фрейи, а зеркально-яркая поверхность отражала свет ламп, разбрызгивая искры по всей комнате.
– Я буду защищать наш дом, муж, – произнесла она, принимая копье у Осии. Ее тонкие пальцы мягко, но решительно стиснули древко, и руки не дрогнули, когда Харбард выпустил копье.