Огненный город
Шрифт:
Внутри книги страницы беленькие, лощёные, будто никто и не трогал их ни разу. Но как же никто не трогал, если не хватает без малого пятидесяти страниц?! Выдрать страницы из такой книги – это… это чудовищно!
Елена Дмитриевна приставила найденные в столовой листки к пустому месту, без клея, просто приставила, чтобы проверить свою догадку. А они по размеру подошли и… срослись с книгой. А как только срослись, сразу испарилась с них желтизна, выровнялись измочаленные уголки. Секунда – и не разберёшь, что пахло гарью, а что глянцем блестело.
Кот-лис на обложке сверкнул третьим глазом и вдруг
Елена Дмитриевна схватилась за голову и ойкнула.
Глава вторая,
в которой вроде бы всё как обычно… Всё, да не всё
1.
Захар вбежал в школу без двадцати минут шесть.
– Чего так долго? – набросился на него друг Кузя. – Я замучился тебя выгораживать! И вообще, где ты был, расскажи уже!
– Собрание ещё не началось? – спросил Захар, отдуваясь.
– Неа, ещё даже предки не подошли.
И тут прозвенел звонок на последний для седьмого «Б» урок – английский язык.
Захар тяжко вздохнул и потянул Кузю за рукав на второй этаж.
– Пошли, изображать примерных учеников будем.
– Я, между прочим, – взвился Кузя, – весь день этим и занимаюсь. А Озерова только и бродит вокруг, как церберша – «Где Захар да где?» То в столовке меня отловит, то вообще у туалета.
– Ну, а ты что? Не заложил меня?
– Обижаешь, начальник! Зацени спектр отмазок на сегодняшний день. Первая – Захар сейчас подойдёт. Вторая – нет, Захар ещё не подошёл, но будет с минуты на минуту. Третья – Захар только что был, но пошёл в ту сторону. Как?! Вы с ним не пересеклись? Он ведь даже с вами поздоровался, я собственными глазами видел. Четвёртая – Захара отправили в библиотеку. Пятая – Захара отправили за мелом. Шестая – у Захара зачесалась голова, и он в медпункт пошёл, на вши проверяться. И последняя – У Захара живот скрутило, он уже три раза в туалет бегал, хотите проверить?
И тут над головами раздалось:
– Грелкин и Кузькин, стоять!
Захар обернулся, нацепляя отрепетированную в Жигулях улыбочку пай-мальчика. Озерова Елена Дмитриевна смотрела требовательно и вопрошающе.
– Ну как, прошёл живот? А вши не подтвердились?
– Живот прошёл, к счастью. А ведь так плохо было, так плохо, – заныл Грелкин. – И тошнило, и всё остальное, да по несколько раз. Не ешьте вы сосиски в нашей столовке, Елена Дмитриевна!
Озерова побледнела на секунду, из чего Захар со злорадством решил, что сосиски уже были опробованы.
– Так что всё теперь хорошо, Елена Дмитриевна. Ведь главное для человека что? Здоровье, а остальное заработаем. Собственным трудом и зубрёжкой заработаем. А вот вши, кажется, подтвердились. Вшивый я маленько, Елена Дмитриевна.
Озерова отступала шахматным конём, сделала несколько шагов назад и вбок.
– Ну смотри у меня, Грелкин, – сказала она фальцетом, звучало это как «Ну, заяц, погоди!» – сейчас родительское собрание будет, мы обо всём побеседуем с твоими родителями. А сейчас марш на английский!
– Эх, зря я лихо разбудил, – вздохнул Захар, – тем более перед собранием. Ой, получу дома.
– Порвёт тебя мамка, как Тузик Грелку, – проговорил Кузька приевшуюся, а оттого совсем не смешную
– Да! – рявкнула англичанка вполне по-русски и набросилась на опоздавших. – Вы бы ещё через двадцать минут пришли!
– Извините, – пропищал Захар, прошмыгивая за Кузей к общей парте. – У нас с самой Еленой Дмитриевной Озеровой был разговор.
Через пять минут Кузя ткнул друга локтем в бок и кивнул на окно. Захар придвинулся поближе и вытянул шею. Внизу по дороге, в лёгком плащике бронзового цвета, торопилась на собрание мама Кузи.
– Первый раз идёт, – с нежной гордостью протянул друг. – Обычно папка моим образованием занимается, теперь у мамки боевое крещение произойдёт!
– А у меня наоборот, – вздохнул Захар, – папаня на собраниях ни разу не был. Фууу.
– Что фу? – взвился Кузя. – Таракана увидел?
– Хуже! Опять эта Ряженка на меня таращится.
Кузя перевёл взгляд на соседний ряд и противно хихикнул. Толстая, как два мамонта, Надя Сметанкина под кодовыми кличками «Ряженка», «Простокваша» и «Сыворотка» была влюблена в Захара с самого первого класс. И, вот бессовестная, даже не скрывала этого! Грелкин же испытывал к ней стабильное отвращение. Однако у Кузи были свои предположения на счёт того, точнее той, кто вызывала у привереды неподдельную симпатию.
– Слушай, – завертел головой Грелкин. – А где Кулебяка?
И, кажется, эти предположения оправдывались!
– Не вертись, – зашипел Кузя, словно уменьшаясь под гневным взглядом англичанки. – Сбежала твоя Кулебяка, ещё со второго урока улепетнула. Я, было, подумал, что вы вместе сговорились.
Захар вздохнул. Антонина Кулебяка была в их классе величиной непостоянной и крайне загадочной. У неё даже места не было – сидела, где хотела, то на первой парте появлялась её светловолосая голова, то на последней. Жила она вообще одна, родители вечно по командировкам мотались; уроки прогуливала, и никто ей за это не выговаривал. Знала слова на каком-то малоизвестном общественности языке, играла на скрипке, одевалась в то, что на других девчонках выглядело кошмарно комично, а на ней ничего так, оригинально. И даже над фамилией её дурацкой никто не смеялся и исподтишка не хихикал.
Кузя снова ткнул пальцем в окно, и Захар увидел внизу спешащую на собрание маму. Мысли о Кулебяке как ветром сдуло.
2.
Демьян легко нашёл в заборе шатающуюся доску и, отодвинув её, пролез к Дому.
Оказалось, что на него, как и на многие произведения искусства, лучше смотреть издалека. Только охватив взором картинку полностью можно было оценить весь замысел архитектора, вблизи же это было обычное строение, бесцеремонно разрушенное временем. Трещины на штукатурке, разбитые окна любоваться деталями не мешали, однако впечатление портили изрядно. И всё-таки… Было что-то в этом Доме особенное. Не производил он того унылого гнетущего впечатления, что исходит от обычных заброшенных домов. Этот Дом был светлым. Как бы это объяснить… Словно вырываешься из загаженного города на природу, выходишь из машины на сверкающе белый, не тронутый никем снег или в лес летом… Стоишь среди сосенок, глядишь на лучи пробивающего себе дорогу солнца, и дышишь!