Огненный город

Венедиктова Юлия

И, вжившись в роль, совсем по-мышиному оказались в столовой.

Сначала папа Грелкин решил оставить дочку именно там, в компании с беляшами и ватрушками, но потом передумал и отвёл её в библиотеку. К счастью, там заседала милая тетёнька с прической, похожей на взбитые сливки. Тётенька обещала присмотреть за Анфисой, и папа Грелкин со спокойным сердцем отправился искать Озерову Елену Дмитриевну.

Глава третья,

в которой все нужные дороги пересекаются

1.

Озерова Елена

Дмитриевна завела родителей в класс и подождала, пока те рассядутся. Ну, совсем как ученики, и не отличишь. Грелкина и Кузькина даже уселись вместе и шушукаются, совсем как сыновья.

– А ну-ка цыц! – сказала она громко и, когда родители притихли, начала говорить речь. Заранее ничего она не готовила, да и день был сумасшедший, не до того было. Поэтому говорила экспромтом, о том, что в голову приходило. О первом сентября, о недавно прошедшем дне учителя, о деньгах на ремонт класса, и на прочие подарки учителям, об учебниках и успеваемости, о модном плащике Кузькиной мамы. Хотя нет, о плащике она только думала, разглядывала, но промолчала.

Когда доставала классный журнал, чтобы наглядно продемонстрировать предкам успеваемость ненаглядных отпрысков, Елена Дмитриевна почувствовала, что чего-то не хватает.

Чего-то совершенно опредёленного. Исчезла книжища с кото-лисом на обложке.

«Как появилась, так и исчезла», – подумала Озерова с некоторым облегчением. – «Наверняка ученики баловались. Но если она ещё когда-нибудь попадётся на глаза, надо повнимательнее изучить».

Дождавшись, пока все родители запишут, сколько денег надо будет принести в течение недели, Елена Дмитриевна приступила к любимой части программы – к истязаниям. Тут у неё к каждому имелся индивидуальный подход. Кому-то достаточно было рассказать про плохое поведение ребёнка на перемене, и он пламенно обещал исправить ситуацию. У кого-то нервы были покрепче, и им о детских похождениях Озерова рассказывала красочно и долго, иногда приукрашивая события.

2.

Улица, видимая из окна, продолжала жить своей жизнью. Она никуда не исчезала.

Демьян для проверки спустился вниз, присмотрелся к тамошним окнам, но они были обычными, из них открывался привычный вид на собственный город, на который опускались сумерки. Пахло дождём и сыростью. Демьян высунул руку на улицу, и она прошла, не ощущая преград. В ладонь опустился жёлтый тополиный листок. Ничего удивительного, поблизости растут старые скрипучие тополя. Демьян положил листок на подоконник и пожевал нижнюю губу.

Значит, дело только в одном окне, и это было окно в мир, где сейчас сухое пыльное лето, где люди идут по своим делам. Или это далёкое прошлое, которое протекало здесь много лет назад, и Дом был его свидетелем? И до сих пор он хранит память о своей улице…

Или это просто мираж? Улица – призрак.

В призраков Демьян не верил только лишь потому, что не сталкивался с ними. Но некоторые истории, слышанные им, казались вполне достоверными. Бывают дома с приведениями, а это просто Дом с Окном.

Он снова направился к особенному окну. Издалека оно выглядело совсем обычным, но стоило подойти и замереть, как в нём, словно на фотографической плёнке, проявлялась чужая жизнь.

Просто дом, просто окно, если не быть

уверенным, что на самом деле за этим окном должно быть совсем другое.

Демьян стал смотреть внимательнее, теперь он начал обращать внимание на детали, мелочи.

Всё выглядело слегка наигранно, фальшиво. Растянутые в улыбках лица, ласковые взгляды, добродушные перемигивания. Или он настолько привык, что люди проходят мимо, уткнувшись в экраны гаджетов, погрязнув в своих мыслях, что обычная человеческая приветливость кажется сейчас фальшью.

И люди… То ли одни и те же, то ли просто очень похожи между собой… А ещё по дороге несколько раз прошмыгнула настоящая лиса.

А потом всё начало меняться. Люди побежали, они бежали и что-то кричали, окно звуки не передавало. Некоторые пробегали совсем рядом, почти касаясь окна, Демьян четко видел их испуганные глаза, изогнутые в вопле рты, руки, волосы. Мужчины, женщины, дети, старики. Все бежали справа налево, и Демьян не мог видеть, от чего они скрываются, что так напугало их, слишком небольшую площадь посчитало нужным показать ему окно.

В один миг всё вспыхнуло ярким пламенем и заволокло чернотой.

3.

Едва прозвенел звонок, седьмой «Б» как ветром сдуло из кабинета английского.

– Я домой не пойду, – отрапортовал Кузька. – Буду маму ждать. Не одной ведь ей по темноте идти.

– Я тоже не пойду, – заявил Захар, подумав. – Как будто бы не пойду, понимаешь? Меня словно нет, но на самом деле я есть.

– Мда-а, – протянул Кузя и потрогал лоб друга.

– Да ты не понял, – разозлился Грелкин, отбрасывая Кузькину руку. – Я буду здесь, с тобой. Разведаю обстановку на собрании, прослежу, подслушаю. Если мама будет в хорошем настроении, в чём я очень сомневаюсь, я её подожду, домой вместе пойдём. А если будет рвать и метать, я домой шурану скорее и спать лягу. Утро вечера мудренее.

– Идёт! – одобрил Кузя идею.

– Идёт! – одобрила идею Надя Сметанкина.

– А ты-то куда лезешь, Ряженка?! – не понял прикола объект её обожания. – Мы тебя с собой не звали, между прочим.

– А я… Я тоже маму с собрания жду.

– А она разве пришла? – удивился Кузя.

– Что-то мы не видели кого-то, похожего на тебя габаритами!

Школа пустела, гасли окна и закрывались на ключ кабинеты. Захар с Кузей носились по коридорам, Сметанкина едва поспевала за ними. Она была молчалива и крайне заботлива – подобрала с пола грязный ранец Захара, а за компанию и Кузькин, и таскала их с собой, чтобы не потерялись. Пацаны заботу не ценили, они убегали от неё, обзывались, кидались чем-то мелким, наскакивали из темноты с завываниями и пугали. Надя тоненько вздыхала и совершенно не злилась.

Возле родного кабинета русского и литературы ребята притихли.

Сметанкина с пыхтеньем взобралась на третий этаж, свалила рюкзаки в кучу и прижалась спиной к стенке. Кузя уселся на высокий подоконник и болтал ногами.

Захар стал заглядывать в замочную скважину и доносить обстановку.

– Ой, не нравится мне, что там происходит, – шептал он Кузе и прикорнувшей поблизости Сметанкиной. – Лицо у неё больно злющее.

– У Озеровой? – уточнял Кузя.

– У мамы! Так и хлещет указкой из стороны в сторону.