Огненный холод
Шрифт:
– Могу ли я называть тебя просто – Верусик?
– Конечно! – ответила с гулко бьющимся сердцем девушка.
И товарищ Гелло снова поцеловал ее. И даже не только поцеловал. Верочка была в восторге. Вот она, ее любовь, вот оно, ее счастье!
Начались упоительные недели. Девушка ловко обманывала всех – родителей, сослуживцев, начальство. Дмитрий Евсеевич заявил, что никто ни о чем не должен узнать. Поцелуи быстро сменились ласками иного рода, и в итоге Верочка была готова вверить товарищу Гелло самое драгоценное, что у нее было, – свою невинность.
Водитель
Дмитрий Евсеевич открыл для нее новый мир, и Верочка была на седьмом небе от счастья. Отец даже как-то проворчал:
– Что-то ты вся прямо светишься? Если думаешь, что вновь увидишься со своим хахалем, тем шофером, то ошибаешься!
Чмокнув сурового Илью Ильича в щеку, Верочка пропела:
– Нет, папочка, не нужен мне этот неудачник! Он в далеком прошлом!
Отец ей поверил. И ведь Верочка не обманывала – для нее существовал только один человек, и имя ему было Дмитрий Евсеевич Гелло. На людях они делали вид, что не знают друг друга: она была одной из персонала, а он – гостем. Но в течение дня выдавалось несколько моментов, когда Верочка могла уединиться в различных укромных местечках вместе с товарищем Гелло. Обмолвился он как-то и о своей семье – так девушка узнала, что супруга Дмитрия Евсеевича по причине женских немощей занимается с ним интимом крайне редко. А ведь Дмитрий Евсеевич здоровый, молодой, полный энергии мужчина! И Верочка поняла: разведется как пить дать и женится на ней! Зачем ему старая карга, которая к тому же ни на что в постели не годится? Другое дело – она: юная, свежая, темпераментная. Верочка не могла насытиться романом с Дмитрием Евсеевичем.
И была чрезвычайно опечалена, когда ему пришлось покинуть санаторий и вернуться обратно в Москву – лето закончилось, начинались трудовые будни. На прощание Дмитрий Евсеевич оставил ей вырванный из блокнота лист, на котором был записан его домашний телефон. А также целых триста рублей и золотое колечко с аметистом. Вот как!
– Дмитрий Евсеевич, а когда мы снова увидимся? – робко спросила Верочка, называвшая любовника на «вы» и по имени-отчеству.
Тот, пошевелив густыми бровями, степенно ответил:
– Я позабочусь о том, чтобы ты получила новое место. Или ты все время хочешь работать в этой глуши? Вместе с родителями... Под их бдительным присмотром...
– Нет, не хочу! – воскликнула пламенно Верочка. – А вы можете сделать так, чтобы я получила место в Москве? Около вас...
Дмитрий Евсеевич усмехнулся и важно кивнул:
– Поговорю с кем следует. Нечего тебе здесь пропадать, Верусик. Мы скоро увидимся!
Верочка долго плакала в день отъезда Дмитрия Евсеевича. Родители не могли понять, что происходит с дочкой, а та не собиралась посвящать их в перипетии своей личной жизни. Отец и мама такие отсталые, такие замшелые!
В течение долгих недель от товарища
– Верусик, с нового года будешь работать в столице, – заявил он. – Имеется место в одной из больниц, как раз для тебя. И мы скоро увидимся.
Вот уж чего девушке хотелось больше всего! Она попробовала объяснить родителям, что не хочет более работать в санатории, но отец оказался неумолим.
– Что ты такое мелешь? – хмыкнул Илья Ильич Чесноков. – Никуда мы тебя не отпустим. Тоже мне, вбила в башку глупую мысль! Москву ей подавай! Может, еще в Париж захочешь?
Разговор произвел на Верочку тягостное впечатление. К тому же в последнее время ощущала легкое недомогание. Да еще беспричинные истерики на нее накатывали. И непонятный голод ночью. Девушка была уверена, что все это – симптомы разбитого сердца. Какой папа, оказывается, тиран! А мама слушается его и не имеет собственного мнения. Домострой, да и только. В шестьдесят пятом-то году!
Когда у Верочки случился кратковременный обморок, Илья Ильич настоял на том, чтобы ее осмотрел врач. Доктор во время осмотра не обронил ни слова, затем сказал, что надо сделать кое-какие анализы. Верочка, нагнетая обстановку, пострашнее живописала симптомы, желая, чтобы отец помучился. Пусть считает, что его жестокое обращение привело к ухудшению ее здоровья!
Вечером, когда девушка листала журнал «Крестьянка», в коттедж, где обитало семейство Чесноковых, вошел мрачный Илья Ильич. Верочка без слов поняла – случилось что-то неладное.
Отец так сильно хлопнул входной дверью, что Верочка, полусидевшая-полулежавшая на диване, вздрогнула. Вера Пантелеевна моментально оставила дочку и отца наедине. Девушка поняла – грядет буря. Но в чем, собственно, дело?
– Говори мне, кто он! – потребовал сдавленным тоном Илья Ильич. – Имя!
Верочка, перевернув страницу журнала (этот томный жест она видела в одном из иностранных фильмов, которые смотрели отдыхающие), ответила небрежным вопросом:
– Папа, что с тобой?
Илья Ильич, подскочив к дочери, вырвал у оторопевшей девушки из рук «Крестьянку», порвал надвое, бросил на пол и стал топтать ногами, выкрикивая:
– Что со мной? Нет, вы посмотрите, она еще спрашивает, что со мной!
В таком бешенстве Верочка отца еще никогда не видела. Подоспела и Вера Пантелеевна, пытавшаяся утихомирить супруга, но что у нее никак не получилось.
– Готовься, мать, бабкой скоро станешь! – вдруг заявил Чесноков.
Верочка несколько мгновений переваривала отцовскую фразу, а потом выдохнула:
– Папа, о чем ты?
Илья Ильич настаивал на своем:
– Кто этот прохвост? С кем ты якшаешься? Ну, я ему его поганую женилку с корнем-то выдеру! Он у меня попляшет, мерзавец! Да я его по стенке размажу! Говори, кто паскудник?
Верочка, заливаясь слезами, произнесла:
– Папочка, я... я разве... Нет, не может быть, чтобы я...
– Да, да, дочка, ты беременна! – воскликнул Илья Ильич. – Спасибо доктору – как только результаты пришли, он тотчас мне сообщил. И обещал, что больше никто не узнает.