Огненный рубин апостола Петра
Шрифт:
Елена Юрьевна была, как всегда, безупречна: дорогое, изящное платье, волосы цвета меда тщательно уложены, в ушах – скромные на вид, но баснословно дорогие серьги.
И, как всегда, от нее исходил удивительный аромат, аромат власти, аромат силы.
Как обычно, на столе перед ней стоял микроскоп, но смотрела она не в микроскоп, она смотрела на Лизу.
И в ее взгляде было презрительное удивление:
– Лизок, что это с тобой?
– Елена Юрьевна, я вам все подробно доложу… – начала Лиза, но хозяйка остановила ее повелительным
– Подожди, с докладом успеется! Подойди ко мне…
Она развернула микроскоп так, чтобы Лиза смогла посмотреть в него, и проговорила:
– Загляни сюда. Что ты видишь?
Лиза склонилась к окуляру, вгляделась.
Перед ней было что-то серое, бесформенное, отвратительное.
– Не… не знаю…
– Это куколка. Через какое-то время, очень небольшое, из нее должна была появиться прекрасная бабочка, легкое, удивительное создание, одно из маленьких чудес природы. Я возлагала на эту куколку очень большие надежды. Но…
– Но? – как эхо, повторила за ней Лиза.
– Но что-то пошло не так, случился какой-то сбой – возможно, генетический, а может быть, какая-то болезнь, – и из этой куколки не выйдет бабочка. Из нее ничего не выйдет. Она превратится в мертвую, отвратительную труху.
С этими словами Елена Юрьевна поднесла к предметному стеклу пинцет и смяла, разрушила серый кокон.
Лиза вздрогнула и отстранилась.
– Так бывает и с людьми… – проговорила Елена Юрьевна и хлопнула в ладоши: – Фелипе!
Тут же дверь в глубине комнаты открылась, и вошел худощавый смуглый человек с узкими непроницаемыми глазами, облаченный в черную шелковую куртку.
Лиза с удивлением узнала в нем садовника.
Прежде она не видела его в доме – только снаружи, на участке, среди деревьев и цветущих кустов. Там, в привычной среде, среди растений, он казался незаметным, безобидным, казался частью пейзажа. Теперь же она разглядела мягкие, уверенные движения тренированного бойца, жесткий взгляд убийцы. Но ведь он же немой, он не слышит. Но узкие глаза насмешливо блеснули в ответ, как будто бывший садовник прочитал ее мысли.
– Фелипе, проводи, пожалуйста, Лизу! – проговорила Елена Юрьевна спокойным, невозмутимым голосом.
Лиза побледнела и попятилась.
Ей не раз приходилось слышать, как Елена Юрьевна таким же тоном приказывала проводить посетителей, которые ее чем-то разочаровали. Но тогда этот приказ хозяйка отдавала ей.
– Елена Юрьевна, я все исправлю… – проговорила Лиза, едва слышно шевеля пересохшими губами, – дайте мне еще один шанс… только один шанс…
– Что ты, Лизок! – возразила хозяйка, и на какой-то миг Лизе послышалось в ее голосе сочувствие. – Ты же знаешь наши правила… жизнь – она не черновик, в ней ничего нельзя исправить. Жизнь никогда не дает второго шанса!
Лиза сделала еще один шаг назад – и огромная черная собака неторопливо поднялась с пола, тихо зарычала, оскалила страшные желтоватые клыки.
И Лиза поняла, что все кончено, что у нее
Единственное, что ей еще осталось в этой жизни – уйти с достоинством…
Агния вошла в кабинет деда, села за его стол.
Здесь, в этой комнате, к ней всегда приходило чувство, что она не одна, дед не умер, он незримо присутствует в своем кабинете, незримо присутствует в ее жизни, что он следит за ее поступками, какие-то из них одобряет, какие-то – не очень…
Сейчас ей захотелось, чтобы дед увидел тот камень, который случайно попал в ее руки.
Она положила на стол верблюжий колокольчик, на какое-то время замешкалась, не решаясь открыть его, но наконец глубоко вдохнула, будто собиралась броситься в холодную воду, и надавила на медные выступы.
Как и прошлый раз, медный футляр распахнулся и камень выкатился на стол.
Кабинет озарился тревожным багровым сиянием.
Это был свет предзакатного солнца в бескрайней пустыне, тревожный и прекрасный, как обещание новой, лучшей жизни.
Но была в этом сиянии какая-то недосказанность, какая-то незавершенность…
И тут Агния поняла, что она должна сделать.
Она встала из-за стола, подошла к двери, взялась за дверную ручку – массивную, темной потускневшей бронзы. Повернула ручку по часовой стрелке, будто хотела открыть дверь, но затем сразу же вернула ее в прежнее положение, а потом повернула на пол-оборота против часовой стрелки, и снова по часовой, но на полтора оборота.
После того как она проделала все это второй раз, бронзовая ручка разделилась на две части, между которыми находился тайник, где дед хранил самые ценные экземпляры своей коллекции старинных монет. Сейчас в этом тайнике находились два драгоценных камня. Сапфир, синий, как море, и топаз, густо-золотой, словно пронизанный полдневным солнцем…
Агния осторожно извлекла камни из тайника, бережно положила их на ладонь.
Сердце Агнии забилось при виде этих камней, от них в нее перелилась какая-то удивительная сила.
Она вернулась к столу, положила камни рядом с рубином…
И рубин засиял еще ярче, чем прежде, словно другие камни влили в него новый свет.
И еще Агнии показалось, что все три камня потянулись друг к другу, как намагниченные стальные пластинки…
Она не сводила с камней глаз и вдруг отчетливо поняла, что должна сделать.
Положила рубин снизу, там, где на карте находится юг, сапфир поместила чуть выше и слева – там, где находится запад, а топаз – справа, там, где восток.
Агния вспомнила рассказ о кресте святого Петра, который украшали эти камни, и поняла всем сердцем, что этот рассказ – не легенда, а правда, истинная правда.
Теперь у нее было явственное чувство, что камни находятся на своих местах, но также четко она понимала, что одного камня не хватает.
Того, который должен находиться сверху, на севере.