Огненный шторм
Шрифт:
Он осекается. Встает, как будто смутился, что слишком много о себе рассказал. Подходит к желтому бочонку. На миг склоняется над ним. Что-то там делает правой рукой. Поворачивается ко мне.
— Понимаешь?
— То есть вы больше не считаете нужным следовать своей цели?
— Это касается нас обоих, Джек. Мы оказались в одном и том же положении. Мой отец был сущий кошмар. Твой не лучше. Они птицы одного полета, связанные многовековой ненавистью и злобой. Какое они имели право распоряжаться нашей жизнью? Если я убью тебя и уничтожу Пламенник, а потом вернусь в будущее, мне придется продолжить отцовскую войну и покончить
— Куда хуже, чем ваша нынешняя жизнь, — негромко предполагаю я.
— Ты ничего не помнишь, — говорит он мне. — А я видел будущее, Джек. Выжженная пустыня, расколотая надвое фанатиками, которые ненавидели друг друга так долго, что теперь готовы на все ради победы. Неужели ты считаешь, что обязан им повиноваться? Они с тобой не слишком церемонились.
Я думаю о своем детстве — сплошная ложь и притворство.
— Да, наверно, — соглашаюсь я.
— Так переруби эти узы. Переходи на мою сторону. Найди Пламенник — и я не стану его уничтожать, я его использую. Мы его используем — себе на благо. Джек, это оружие, которому никто не в силах противостоять. Если у нас будет Пламенник, нас никто не остановит! Мне не нужно будет прятаться на этом чертовом острове, скрываться в международных водах и распространять влияние капля по капле! Найди мне Пламенник, и я горы сдвину! Джек, мы будем царями! Нас ждет могущество фараонов! Вот что я тебе предлагаю!
— А как же будущее? Мой отец? И ваш?
— Да пусть это будущее наступит своим чередом! Выстраивай вселенную вокруг себя и собственного счастья! Это и есть солипсизм. Ну, ты же сильный человек, прими эту точку зрения! У меня хватит омаров и икры до конца жизни. А после нас — хоть потоп! Когда я умру, умрет вся вселенная, по крайней мере та ее часть, до которой мне есть дело. Джек, переходи на мою сторону! Найди мне Пламенник! Мы с тобой у самой цели. Да или нет?
Поднимаюсь и гляжу на него. То, что он говорит, задело во мне глубокие струны. Да, у нас много общего. Да, нам обоим порушили жизнь. Нас обоих беззастенчиво использовали и, возможно, предали собственные отцы. Но могущество фараонов меня не интересует. И подлеца я чую за милю. Кроме того, мне не кажется, что вести с ним дела так уж приятно. Я вспоминаю чудесный риф на вершине подводной горы и то, что он собирался с ним сделать. Нет, ребята, это не для меня.
— Нет, братишка, — отвечаю я негромко. — Вот мой ответ. Ни за что. Ни сейчас. Ни потом. Давай, убивай меня. Пламенника тебе не найти. Может быть, отец пошлет еще кого-нибудь. Теперь я понимаю, почему исчез Кидда Таинственный. Наверное, он тоже может найти Пламенник и знает, что с ним делать. Откуда ты знаешь…
Даркон глядит на бухту за моей спиной. Минуту он размышляет. Нет-нет, вычеркиваем — он глядит не на бухту. Он глядит на воду.
Чувствую какой-то запах.
И тут я это замечаю. Обширное красное пятно, вытекающее из желтого бочонка и покрывшее блестящим багровым лаком легкую рябь.
Густой, тошнотворный, сладковатый запах.
Кровь.
— Ты случайно не слышал об ампулах Лоренцини? — спрашивает Даркон.
69
Кровь разливается по воде.
Даркон стоит, расставив ноги. Руки на отлете. Готов ударить или пнуть.
Сейчас
Не исключено, что Джиско прав и Даркону подправили генетику. Может быть, в нем сочетаются опасные черты всего животного мира. Какой смысл драться с существом, у которого глаза и рефлексы хищника и мускулатура быка, а удары он наносит со скоростью и яростью льва?
Встаю в боевую стойку. При малейшем намеке на неприятности готов двинуться в любую сторону.
— Нет, — говорю. — Случайно не слышал об этих пузырьках как-его-там. Это что, соус к макаронам?
— Ампулы Лоренцини, — поправляет он меня. — Джек, о белых акулах надо знать две вещи. Некоторые полагают, будто если столкнулся с акулой-людоедом, лучше всего замереть на месте. Но у акул есть в голове такие уникальные канальцы, заполненные гелем, которые называются «ампулы Лоренцини» и позволяют им чувствовать даже самые слабые электромагнитные поля. Если ты хотя бы шелохнешься, если самый крошечный твой мускул непроизвольно сократится, акула поймет, что ты живой и просто прикидываешься трупом. От этого у нее только разыграется аппетит.
— Благодарю, — говорю я Даркону. — А это так важно, поскольку…
— Во-вторых, — продолжает он, — о белых акулах надо знать вот что. Они обладают уникальнейшим чутьем на кровь. Чувствуют несколько капель на огромном расстоянии. Я только что вылил в эту бухту двадцать галлонов человеческой крови. Поблизости плавает как минимум дюжина белых акул-людоедов. Они способны развивать скорость двадцать миль в час. Посчитай сам.
— Они уже плывут сюда, — выдавливаю я.
— Пора обедать. — Он кивает. — Всего хорошего, Джек.
Я вижу, что она приближается, но сделать ничего не могу. Это та самая правая рука, которая проделала вмятину в обшивке. Поднимаю левую, чтобы заблокировать удар, но удар прибывает к цели задолго до расписания.
Он мне сделает такую же вмятину в голове! Да он же мне череп раскроил!
Нет, череп, кажется, все-таки цел, но я лечу через кабину и отскакиваю от кожаной обивки. Оглушенный, подаюсь вперед и попадаю прямо в объятия Даркону.
Первое, что я успеваю понять, — это что меня оторвали от земли. Комбинацией захвата из джиу-джитсу и броска из дзюдо, которой мы с Эко не проходили. Прием джиу-джитсу — это болевой контроль, который не дает мне двигаться. Больно мне неописуемо, я слышу, что плачу, как младенец.
Судя по всему, двадцать секунд истекли, потому что приходит черед броска из дзюдо. Даркон вышвыривает меня из лодки в кровавую, бухту.
— Прощай, братишка, — шепчет он, отпуская меня. В полете я слышу, как он заводит двигатель лодки.
Шлепаюсь в кровавую воду. Холод меня отрезвляет. Бухта уже не кристально чистая. Видимость сильно ограничена густым багровым туманом.
Выныриваю на поверхность и трясу головой, чтобы в ней прояснилось. Вижу, как лодка летит прочь. Даркон коротко машет мне и кричит по-латыни: «Frater, ave atque vale».
Эту фразу я знаю из Теннисона. Она означает «здравствуй и прощай, брат».
Прощай, лодочка-ракета. Здравствуй, белая акула.
Два спинных плавника рассекают воду, направляются ко мне. Они в нескольких сотнях ярдов, но быстро приближаются.