Огненный скит.Том 1

Любопытнов Юрий Николаевич

С утра до вечера она только и слышала шум деревьев да по определенным часам шум паровоза, тащившего или пассажирский или товарный состав. Пассажирские шли быстрее и мягче, от них пахло дымом и каким-то запахом другой, не её жизни. Товарняки дышали мазутом или бензином, сосной или пихтой…

Иногда в сумерках она специально выходила на насыпь, ближе к линии и смотрела, как паровоз, окутанный белым паром, шипя, чёрным зверем проносился, унося вагоны, а она ждала, когда пройдёт последний, чтобы

посмотреть, как горит красный фонарь. Огонёк обжигал её, становился меньше и меньше, пока не исчезал, а она грустно думала, что и её жизнь проходит, как этот красный фонарь на последнем раскачивающемся вагоне.

Никогда никаких казусов не происходило. Бывало забредали заблудившиеся охотники, отставшие от партии геологи, но такого не было. Бандитов не было. А что этот, заросший до бровей человек, был бандитом, она не сомневалась.

— Ступай в дом, — приказал Степан, указывая стволом на дверь.

Женщина подчинилась. На дрожащих от слабости ногах шагнула в ступеньки.

— Открой дверь! — Он толкнул её карабином в спину.

Она открыла обитую войлоком дверь.

— Входи! — Степан указал на проём.

Он пропустил её вперёд, не отнимая ствола от спины. Морозный воздух белым паром заклубился у порога. Женщина остановилась, не оборачиваясь, спиной к нему, не зная, что ей делать дальше.

Степан огляделся. Справа от входной двери возвышалась небольшая русская печь с полатями, налево квадратное помещение служило столовой, впереди, видимо, была спальня. Из кухни на Степана пахнуло запахом свежесваренных кислых щей, ароматом гречневой каши и только что выпеченного хлеба. Он проглотил слюну, в один миг забившую рот. Подтолкнув хозяйку на кухню, заглянул во все углы будки.

— Дай поесть! — приказал он.

— Щас, щас, — засуетилась она.

— Я тебе ничего не сделаю, — продолжал он, глядя как она торопясь доставала с полки глиняную миску, стучала деревянными ложками, опасливо поглядывая на непрошенного гостя.

Когда она налила в миску дымящихся щей, он кивнул ей, чтобы она села на табурет напротив него, а сам опустился на другой, стоявший ближе к столу, направив карабин в её сторону. Обжигаясь, стал хлебать щи, после каждого глотка урча, как голодный кот. Спутанную бороду облепляли куски капусты, падали на грудь, колени, но он не обращал на это никакого внимания, всецело поглощённый едой.

— Где муж? — бросил он хозяйке с туго набитым ртом.

Мог бы и не спрашивать, потому что видел обходчика, когда тот утром вышел из будки и направился вдоль линии. Тогда-то Степан и вынырнул из засады, в которой просидел не один час, наблюдая за жильём обходчика.

— На обходе, — ответила женщина.

— Когда вернётся?

— Должен вот-вот появиться.

— Не врёшь?

—

Чего мне врать.

— Врёшь, — промямлил он, облизывая ложку. — Что ещё есть?

Ни слова не говоря, женщина из чугунка положила в миску крутой гречневой каши с куском перетопленного сала, в кружку из кринки, стоявшей на лавке, налила козьего молока. Делала это машинально, поглядывая на воронённый ствол карабина.

Съев кашу дочиста, Степан подошёл к печке, прижал руки, держа карабин за ремень, к теплому боку и стоял так с минуту, ощущая, как тепло охватывает тело. Отойдя от печки, кивнул на пустую котомку.

— Положь хлеба, сала!

Она стала развязывать грязный мешок, в котором был только пустой котелок.

— Шевелись, — торопил её Степан. — Мне некогда. Спички есть?

— Как без спичек.

— Кинь коробок, нет, лучше два. И соли положь. Поняла?

— Поняла, поняла, — закивала хозяйка.

Степан, пока женщина наполняла мешок, заглянул за печь. Увидел сушившиеся почти новые валенки, достал их, снял сапоги и переобулся. Свою дырявую обувь поставил на пол.

— Сало в чулане, — сказала женщина, держа набитую котомку в руках и глядя на мужнины валенки, красующиеся на ногах пришельца.

— Сало подождёт, — хрипло сказал Степан. — Деньги давай!

— Где ж, милый, деньги-то взять?

— Так уж и нету?

— Откуда у нас деньги. Так мелочь одна…

— Вспомни лучше.

— Так…

— Мне что — перевернуть всё здесь вверх ногами? — Он дотронулся до затвора карабина.

— Батюшки, да что же такое творится, — запричитала хозяйка. — Что же это такое? Грабят…

Порыв ветра приоткрыл неплотно закрытую дверь в сени. Во дворе заблеяла коза.

— Коза есть? — спросил Степан и, не дожидаясь ответа, добавил: — Коза есть и мясо есть.

— Не дам! — Женщина напряглась и сделала шаг в сторону Степана. — Козу не дам!

Ствол упёрся ей в грудь.

— Куда прёшь? — заорал Степан.

В его расчеёты не входило причинить вред хозяйке. Он просто хотел её попугать. Да и карабин был не заряжен — последнюю пулю он истратил в ночь незадолго до выхода на железную дорогу. — Деньги давай и забирай свою козу.

— Ой, мамынька! — женщина заплакала, опустилась на колени. — Миленький, забери ты всё, что есть в доме, но козу оставь христа ради.

— Пошевеливайся, — нетерпеливо воскликнул Степан, видя, что хозяйка сдаётся. — Чего нюни распускаешь? — Он почувствовал, что и сам не выдержит, убежит из этого дома под наплывом слезливых воспоминаний. И торопливо сказал: — Давай деньги и я уйду.

Деньги ему нужны были позарез. Он добрался до железной дороги, до населенных мест, а здесь без них ни шагу.