Огненный скит.Том 1
Шрифт:
За последнее время, совершая пешие прогулки, он хорошо изучил город, и теперь, держа путь на вокзал, пошёл не прямой дорогой, а закоулками, стараясь выбрать места малолюдные, держась ближе к стенам домов. Вблизи какой-то подворотни ему показалось, что он увидел Шкета. Тот кого-то высматривал на улице. Сердце Степана упало от плохого предчувствия.
Он быстро проскользнул под оказавшуюся поблизости арку и переждал некоторое время. Когда вышел, Шкета не было, и он облегчённо вздохнул.
Вокзал был шумный и многолюдный. В кассе седая кассирша подозрительно посмотрела на Степана, пересчитала деньги, что он ей дал, и протянула билет. Степан
До прибытия поезда оставалось не более часа. Решив не толкаться среди ожидающих прибытия поезда пассажиров, вышел из вокзала, купил газету, она оказалась не свежей, но его это мало обеспокоило, нашёл отдалённую скамейку в тени разросшегося дерева, присел и, закрыв лицо газетой, сделал вид, что увлечённо читает. Но читать не мог. Сердце колотилось неистово. Он так не переживал перед побегом из лагеря, как сейчас. Ему казалось, что Райка уже вернулась от Утёса и, заподозрив неладное, разослала знакомых гопников на его поиски.
Вокзальные часы показывали время прибытия поезда. Он запаздывал. Степан от волнения кусал ногти и хотя весь перрон был забит пассажирами, он неподвижно сидел на скамейке, держа перед глазами газету, и поглядывал сверху неё, словно птичка из скворечни. Наконец пассажиры зашевелились, раздался гудок паровоза, и Степан, смешавшись с пассажирами, бросился к приближавшемуся поезду.
Проводник, молодой парень, проверил билет, покосившись на Степана, который был налегке, но ничего не сказал. Только очутившись в вагоне на своем месте, Степан успокоился. Он сидел у окна и смотрел, как за стеклом мелькали пристанционные постройки. Паровоз ускорял ход. Город оставался позади. А впереди была новая жизнь, к которой вели стальные рельсы.
1995–1998, 2007 гг.
Рассказы
Лектрическая сила
Кеша Болдырев возвращался из города, с работы, в деревню, где жил. Возвращался поздно и всё смеялся с кондуктором, круглолицей приятной молодухой. Лицо его в рыжих оспинках, шапка сбита на затылок. Сегодня была получка, мужики сложились, и Кеша «под газами», но держится в рамках. Он вообще, когда выпьет, не бузит, ведёт себя смирно, становится словоохотливым и очень добрым.
Он стоял в проходе напротив кондуктора и держался за поручень. Под лохматым отворотом рукава полушубка дрягалась капроновая сумка, в которой шуршало, когда Кеша задевал ею о сиденье.
— Небось гостинцы жене везёшь? — спросила кондуктор. Скоро заканчивалась смена, и настроение у неё было хорошее.
— От, тёща, — рассмеялся Кеша. — Всё, от, она знает! Везу! И гостинцы и, — он подмигнул молодухе, — ещё кое-что напополам с приятелем.
Он показал сумкой в сторону мужика в заячьей шапке, в валенках, с которых подтаивало на пол, с большим рюкзаком у ног. Народу в автобусе было мало, и тот сидел вольготно, посередине сиденья и всю дорогу молчал, изредка, когда Кеша особенно что-то «загибал», вскидывая глаза на веселящуюся парочку.
— Вот-вот, я и думаю — бутылка там у тебя, а никакой не гостинец.
— Нет, ты постой так с бухты-барахты меня хаять. — Кеша поднял руку, сняв её с поручня. — Я че-ло-век, — сказал он по слогам. — Поняла, тёща? Че-ло-век! Это ничего, что я выпил. Сегодня положено. Получка. Я сегодня, знаешь, сколько получил? Не знаешь! Во-о! — Он показал двумя руками, сколько заработал.
Кондуктор
— Будешь хвалиться, ещё отымут.
— Не сумлевайся, тёща, не отымут. Меня здесь кажная собака знает, — бахвалился Кеша. — А потом у нас с Андрюхой ружжо есть. Правда, Андрюха?
Андрюха исподлобья посмотрел на приятеля, но промолчал.
— Серьёзный у тебя товарищ, — сказала кондуктор.
— Это он с виду крутой, а вообще изнутри светлый, верёвки можно вить. Мы с ним вместе работаем в гараже, по автоделу. Только я в деревне живу, а он городской.
— Что же это он — к тебе в гости едет?
— Ко мне. Завтра собрались на охоту. Охоту разрешили…
— Больно поздно едете. Жена, небось, все глаза проглядела?..
— От, тёща, — заулыбался Кеша. Когда он улыбается, лицо становится мягким и добрым. — Всё от она знает… У меня-а жена-а раскраса-а-авица, — пропел он и сдвинул сползшую шапку на затылок. — Счас приедем с Андрюхой, — мечтательно продолжил он, — жёнка в погреб слетает, огурчиков там, капустки квашеной, картошечки, тово, сево схлопочет, мы с ним дербалызним и спать. А завтра на охоту, правда, Андрюха? Я ему покажу места, где зайцев пруд пруди. А может, ешо и лисицу возьмём его дочери на воротник.
— На шапку, — проронил Андрюха.
— Или на шапку, — подтвердил Кеша.
— Таких вас только и ждёт жена, — покачала головой кондуктор.
— Ах, тёща, тёща! Ты не знаешь её. Такая женщина! — Кеша поглядел в потолок. — Бывает, переберёшь, лектрическая сила, домой вензелем кое-как доплюхаешь, получку отдашь и… Чтобы жена против? Никогда! Такая у неё натура. Я бы так не сумел. О-о, я в гневе страшен, — раздул ноздри Кеша. — Мне под горячую руку попадёшься — добра не жди. Я такой. А жена — та наоборот, обходительная. Придёшь домой, ослабнешь, она тебя разденет, разует, спать уложит… А утром, слышь, тёща? Утром ещё голову не отдерёшь от подушки, а Нинуля уж кружечку рассольчику капустного, огуречный не то, а капустный самый раз, так вот она капустного тебе под нос и заводит. Махнёшь стаканчик — вроде бы и полегчает. Жена суетится, к столу приглашает, колбаски поджарит, ещё чего… Спасибо, говорю, женуля, не хочу ничего, и бегом собираться на работу. Главное, чтобы не опоздать. Работа у нас с Андрюхой сурьёзная. У нас строго. Чтобы машина в рейс точно по расписанию вышла. Мне жена говорит, смени работу, устаёшь мотаться, иди вон в совхоз, а я и шоферить могу, и трактористом… Нет, говорю, дорог мне коллектив. Я в нём пятнадцать лет кручусь. Привык и другого места не хочу. Правда, Андрюха?
Кеша переложил сумку в другую руку.
— Я вообще однолюб. Другие как? Книжечку трудовую в карман — и в другое место. А я нет. Я без оглядки куда-ни куда не пойду. Я в деда. Такой был мужик — крепкий. Раз взялся за дело — доведёт до конца. Ночами спать не будет, а своего добьётся. И жена такая у меня… почти. Вот какую обнову надо купить, она сначала ко мне: Кеша, чего ты хочешь себе купить? Я ей говорю, ладно, сначала ты себе купи. Может, вон шубу хочешь, как у Кланьки, а уж потом я. Чего мне — полушубок есть, костюм есть. Уж она меня ругать, словом, уговаривать, дескать, ты себе сначала купи, а потом я как-нибудь. Мне в деревне, говорит, — она у меня продавщицей работает, — ничего не надо, и так сойдёт, а ты в городе, на заводе, в народе, на профсоюзном собрании в президиум тебя содют, тебе надо одеваться по-городскому. Так и спорим до белого каления, в смысле никак не договоримся, кому вперёд покупать…