Огненный скит.Том 1
Шрифт:
Возница, не старый мужик, с отдающей в рыжиту бородой, весело покрикивал на лошадь, иногда оборачиваясь к Изоту, видимо, желая что-то спросить, но не решаясь.
Изот сам завязал разговор.
— Здешний? — спросил он возницу.
— Знамо дело, — ответил тот.
— Дорогу до Спас-на-Броду хорошо знаешь. Не проедем мимо?
— Ещё б не знать. Чай, езживаем мимо каждый день.
— И барина Олантьева знаешь?
— Знать не знаю, но слыхивал. — Возница подозрительно посмотрел на Изота.
— А что ты о нём слыхивал?
Мужик пожал плечами,
— Разное говорят… Недобрая слава идёт о барине…
— Ну что он мот и картежник, я знаю, — ответил Изот. — Пьяница, пропил отцовское наследство. А ещё что?
— Я тебя не знаю, мил человек. Может, ты мое слово против меня обернёшь?
Изот рассмеялся:
— Не сомневайся. Мне барин не свояк и не брат. Может, он мне ворог лютый…
— А не врёшь? — возница сразу обмяк и видом стал не такой насупленный, как раньше.
— Не вру. Так скажи о барине.
— Да промеж мужиков раньше разговор шёл, что знается барин с лихими людьми. Сейчас-то не знаю, он стар стал да болесть приключилась какая-то, а раньше точно знался.
— Да мало ли чего наболтают.
— Не-е… Из нашей деревни Акиндин, так тот в подручных был у него. На каторгу пошёл, а вот барин, говорят, откупился.
— За что же на каторгу?
— Разбоем промышлял. Их здесь орудовала целая шайка. Купцов-то езживало да прочего торгового люда множество, с товаром и с деньгами, а дорога лесная, дикая, так встречали, грабили, деньги отбирали, иных смерти предавали… А старший у них был этот самый барин. Ночью разбойничают, а днём всяк своим делом занимается. Разве сразу догадаешься, кто лихой человек.
Возница замолчал, повернувшись спиной к Изоту.
Изот размышлял. Зачем он едет? Тот ли это Отроков? Возомнил Изот, что это один и тот же человек и тешит своё сердце встречей. А допустят ли до барина? Прошлого не вернуть, людей не воскресить! Посмотреть ему в глаза, сказать правду, что знают о его деяниях, ещё жив человек, который станет ему укором, если такому извергу укор не плёвое дело? Неведомая сила увлекла его в поездку и уже не было желания остановиться.
Дорога была наезжена. По бокам, где скапливалась грязь и сенная труха, весеннее солнце в прошедшие тёплые дни, когда припекало, оставило оплавленные в льдышки пластины снега, которые возвышались причудливыми глыбами.
— Далеко ещё до села? — спросил возницу Изот.
— А недалече. Вон за тем перелеском поворот — и твоё село. Скоро церковь покажется.
Действительно за поворотом появилась колокольня церкви, словно всплыла на горизонте из снежного безмолвия, потом показались крытые соломой избы, придавленные осевшим снегом, высокие деревья с голыми ветвями, позади — сараи, амбары, бани. Правее, в окружении старых деревьев виднелось приземистое здание господского дома с двумя флигелями. Окружавшая его ограда обветшала и покосилась, ровно стояли лишь кирпичные столбы, оканчивющиеся четырехгранным шеломком с белыми шарами наверху. Ворота тоже покосились. Как их распахнули когда-то, так они и остались стоять, с вросшими в
Вид дома поразил Изота. Был он мрачный, тёмный, с узкими окнами-бойницами, с низким широким крыльцом, крыша которого опиралась на резные балясины с облупившейся краской. К его каменным ступеням раньше, видно, подъезжали кареты, и господа важно сходили с обитых бархатом повозок, чтобы прошествовать в парадные двери. Теперь ступени были выщерблены, а дорога к дому, по которой езживали конные повозки и сани, была не расчищена.
— Куда ехать? — спросил возница.
— К дому, к барину, — ответил Изот.
— К барину, так к барину, — произнёс мужик, опять подозрительно оглядывая Изота и понукая лошадь: — Резвее, гнедая!
Подъехав к воротам, мужик перекрестился.
— Что крестишься? Неужто так страшен барин?
— Не знаю, но лучше с ним дела не иметь.
«Что правда, то правда», — подумал Изот и вздохнул: что он скажет поручику, с чего начнет разговор?
Спрыгнув с саней, Изот вошёл в ступеньки и подёргал за шнур, висевший сбоку двустворчатых дверей. Внутри дома отозвался тонко дребезжащий колокольчик.
Долго не открывали. Изот подёргал ещё раз за шнур. Наконец створка двери скрипнула и приоткрылась совсем немного. Показалось длинное лицо привратника с седыми бакенбардами, какие носили во времена императора Николая Павловича. Такой же скрипучий, как дверь, голос спросил:
— Чего-с надо? — и человек пытливо оглядел высокую фигуру Изота.
— Барин дома?
— Изволите барина видеть?
— Да.
— Он не принимает.
— Так никого и не принимает?
— Никого. Болеет барин-то.
— Доложи, что человек из скита пришёл. Он знает.
— Из какого скита?
— Доложи. Он знает. Из того, что был за болотами да сгорел в одну ночь.
Привратник прикрыл дверь, не пуская посетителя в дом, и долгое время отсутствовал. Когда вернулся, приоткрыл дверь совсем немного, оставив узкую щёлочку.
— Барин не изволит принимать. Сказал, что не знает никого из скита и скита не знает. И недосуг ему и болен он. Так что езжайте с Богом обратно.
Изот хотел ещё задать вопрос, но дверь захлопнулась, щёлкнул засов.
«Вот те раз», — подумал Изот и стал кулаком стучать в рассохшиеся филёнки.
— Я тебе русским языком сказал, что барин не изволит никого принимать, — прозвучал из-за двери голос слуги. — Проваливай подобру поздорову. Будешь стучать — слуги взашей выгонят.
Изот подумал, что лучше ему уйти. Одноглазый говорил, что у барина сорвиголовы в услужении, намнут ему шею не за понюшку табаку.
Он сошёл с крыльца и оглянулся. В итальянском окне шевельнулась занавеска. Через стекло на Изота глянуло старческое, изборождённое морщинами лицо. Ключник обомлел. Он узнал того барина, что был в скиту, постаревшего, утратившего былую свежесть. Такой же взгляд, тяжелый и мрачный, смотрел на ключника. Это происходило одно мгновение, но и его было достаточно, чтобы всё встало на свои места. Отроков и Олантьев были одним и тем же человеком.