Огненный столб
Шрифт:
Невозможно было понять, о чем она думает. Когда-то Нофрет знала или умела догадаться. Сейчас в сердце своей госпожи она не видела ничего и вообще ничего, кроме бога апиру, которому не могла поклоняться, поскольку это был не ее бог. Он маячил перед глазами, как столб огня, требовал, чтобы она совершила то, против чего восставала каждая крупица ее ума и здравого смысла, потому что это было безумием и в случае неудачи грозило смертью. Но, даже если она не…
Нофрет трусила. Она никогда не думала, что сможет признаться себе в этом, но похитить свою госпожу
Анхесенамон поручила колесницу и лошадей слугам и направилась в купальню, чтобы смыть с себя пыль и пот после этой сумасшедшей гонки. На щеке у нее была кровь от камня, то ли вылетевшего из-под колес, то ли брошенного кем-то и городе, — Нофрет не знала и вспомнить не смогла. Она осторожно обтерла кровь, пока Анхесенамон сидела неподвижно, даже не спросив, глубока ли рана и может ли от нее остаться след. Ранка была ничтожная, всего лишь царапина, но женщина в своем уме, красивая и знающая о своей красоте, хотя бы поинтересовалась.
Царица заторопилась уходить почти сразу же после ванны. Нужно было еще идти на прием, но она отказалась надеть парадное платье, выбрав самое простое, полотняное, — немногим лучше, чем носили служанки.
— Я должна посмотреть, — там, на реке…
Теперь Нофрет должна была идти следом. Но она не могла себя заставить. И впервые за долгие годы отправила за царицей стражника, приказав ни в чем ей не мешать, но в случае опасности защитить.
Это был отказ, полный отказ от всего, что хотела от нее Леа. Но все же Нофрет чувствовала, что поступила разумно — слишком разумно. Ничего непоправимого не произошло. Время еще было. Если предвидение правильно, Аи умрет еще не скоро.
Сможет ли Леа так долго ждать? А Иоханан, с его лицом апиру и спиной в шрамах — за ним, возможно, охотятся и могут даже убить за бегство со строительства гробниц в Фивах?
Они уйдут. Нофрет обретет спокойствие. Анхесенамон будет жить, если сможет. Нофрет станет охранять ее. Хоремхеб не опасен для царицы, пока жива Нофрет.
Анхесенамон вернулась с реки, с ногами, облепленными грязью.
— Она хотела влезть в воду, — доложил стражник.
— Она сказала, что видит лодку.
— Не лодку, — возразила Анхесенамон, неожиданно для них обоих. — Корзину. Я видела корзину.
Нофрет переглянулась со стражником.
— В тростниках было утиное гнездо, — сказал он.
— Нет, корзина, — настаивала Анхесенамон, — сплетенная из тростника и застрявшая в прибрежных зарослях. Я хотела ее достать. Он помешал мне. Прикажи его высечь.
Стражник вытаращил глаза и забеспокоился. Нофрет покачала головой и жестом велела ему выйти. Он поспешил исчезнуть, укрывшись в караульном помещении.
Как и ожидала Нофрет, Анхесенамон сразу же забыла о нем. Она беспокоилась о корзинке, которую не сумела достать, но не проявляла стремления вернуться за ней. Нофрет уговорила ее снова искупаться и надеть чистое полотняное платье — было уже слишком поздно, чтобы
В эту ночь и каждую ночь до тех пор, пока она не принесет погруженную в глубокий сон царицу, Иоханан будет ждать в лодке, чтобы увезти их по реке. Если он попадется, его убьют. Жизнь отступника не стоит ничего, и нет у него надежды, если его разоблачат.
Нофрет смотрела, как госпожа погружается в дремоту. Для нее это был редкий момент покоя и отдыха. Царица не пыталась противиться сну и, казалось, не замечала ничего. Все ее мысли были еще заняты корзинкой, померещившейся в тростниках.
— В ней был ребенок, — бормотала она. — Был. Я видела, как он шевелится. Он лепетал, словно вода в реке, и в нем не было страха. Он станет царем, этот бесстрашный ребенок. Он обязательно будет царем.
— Да, — сказала Нофрет примирительно, — да, моя госпожа.
Анхесенамон вздохнула и закрыла глаза. Дыхание стало ровным и глубоким, и она заснула.
Нофрет некоторое время смотрела на нее. Царица не двигалась и не просыпалась. У дверей стояла стража, в соседней комнате щебетали служанки. Нофрет покинула их с некоторой неохотой. Но сегодня вечером ей нужно вымыться, очень нужно после поездки с царицей в колеснице. Можно было надеяться, что так много слуг и стражников сумеют присмотреть за одной женщиной, погруженной в сон.
…Нофрет долго просидела в ванне, блаженствуя в теплой воде. Она вымыла и голову, потом с помощью маленькой нубийки расчесала спутанные волосы. Служанка восхищалась ее волосами: густые, темно-рыжие, она закрывали ее почти до колен. У нубийцев не бывает таких грив: волосы у них словно руно или черный дым, и они стригут их коротко, чтобы можно было только прикрепить к ним бусины и воткнуть перья.
Когда Нофрет вернулась, солнце уже давно село. Ее волосы, еще влажные, были тщательно заплетены. Она надела новое льняное платье и чувствовала себя чистой, прохладной и почти довольной жизнью.
Когда она вошла в спальню своей госпожи, кровать оказалась пустой. Некоторые служанки спали, а остальные играли в жмурки в соседней комнате. Нофрет не стала их расспрашивать. Ответа не будет, так же, как не ответят и стражники. Царица ушла, и никто не заметил ее исчезновения.
Приходил Иоханан, а может быть, Леа. Они забрали царицу без помощи Нофрет, поняв, что у нее не хватает духу. Теперь надо пойти в свою комнату, лечь спать и сделать вид, что она тоже ничего не видела. Когда придет утро и надо будет будить госпожу и готовиться к церемонии встречи солнечного восхода, Нофрет будет так же невиновна, как и все остальные.