Огненный суд
Шрифт:
Меня занимали мысли о предстоящем вечере – приятная перспектива ужина с двумя коллегами-клерками в вестминстерской таверне, где будет музыка и хорошенькая официанточка, которая станет сговорчивой, если пообещать лоскут кружева или какую-нибудь другую мелочь. Однако до этого нужно вернуться домой переодеться и составить записку для мистера Уильямсона.
Я велел лодочнику высадить меня на Савойской пристани. Мое новое жилье находилось неподалеку. Я переехал менее трех недель назад из дома мистера Ньюкома, королевского печатника. Поскольку доход мой вырос, я заслуживал лучшего жилья
Во время последних войн в Савое размещали раненых. Теперь оживленное местечко у реки стало пристанищем для престарелых солдат и матросов, а также использовалось как частное жилье. Что касается последнего, оно пользовалось большим спросом после Пожара, так как любых мест для проживания по-прежнему не хватало. Все это было собственностью Короны, и мистер Уильямсон замолвил за меня словечко кому надо.
Инфермари-клоуз, мой новый дом, образовался в результате деления большого здания на четыре части. Мой дом был самым маленьким из четырех и самым дешевым. Его задняя часть выходила на погост Савойской часовни, что представляло собой небольшое неудобство, которое грозило стать большим, по мере того как погода будет теплеть. С другой стороны, в этом крылась причина низкой арендной платы.
Мое хорошее настроение сразу улетучилось, как только Маргарет открыла мне дверь. Лишь взглянув на нее, я понял, что случилось что-то неладное. Я передал ей свой намокший плащ.
– В чем дело?
– Мне жаль, хозяин, ваш отец выходил побродить сегодня. Я отлучилась всего-то на минутку – пришел отходник. И он все говорит и говорит, сэр. Какой-то поток слов, и ничего…
– Он в безопасности?
– В безопасности? Да, сэр. – Она набросила плащ на сундук и машинально разглаживала складки. – Он в гостиной у камина. Я оставила его во дворе на его любимой скамье. Солнце вышло, он уснул. И я подумала: если отлучусь на минутку, он…
– Когда это случилось? – перебил я ее.
Она закусила губу:
– Не знаю. С час назад. Мы не могли его найти. А потом он вернулся с заднего двора. Барти его привел.
– Кто?
– Барти, сэр. Подметальщик перекрестка у Темпл-Бар. Он знает, что ваш отец иногда блуждает.
Я понятия не имел, кто такой Барти, но взял себе на заметку, что нужно вознаградить его за труды.
– Сэр, – прошептала Маргарет. – Он плакал. Как дитя.
– Почему? Его кто-то обидел?
– Нет.
– Он что-нибудь говорил?
Маргарет потерла глаза тыльной стороной ладони.
– Рэйчел.
Меня словно ударили.
– Что?
– «Рэйчел», сэр. Вот что он сказал, когда пришел. И повторял снова и снова. Просто имя. Рэйчел. – Она уставилась на меня, теребя складки платья. – Кто такая Рэйчел, сэр? Вы знаете?
Я ничего ей не ответил. Конечно, я знал, кто такая Рэйчел. Это моя мать, умершая шесть лет назад, но мой отец не всегда это сознает.
Я прошел в гостиную. Старик сидел у очага, отправляя ложкой в рот содержимое миски с поссетом [3] . Маргарет, а может, кто-то другой расстелил большую салфетку у него на коленях. Но все же она была слишком мала, чтобы поймать все капли поссета, которые
3
Поссет – горячий напиток из молока, створоженного вином или элем, часто с пряностями.
Во мне вспыхнул гнев, подожженный любовью и облегчением, самыми горючими составляющими этого топлива, разогревая кровь, как вино. Где мой отец в этом сломленном человеческом существе? Где Натаниэль Марвуд, человек, который властно правил семьей и своим бизнесом, будто был наместником Господа, и который снискал уважение всех своих друзей? Когда-то он был печатником, не хуже других на Патерностер-роу, солидным человеком. Политика и религия вели его опасными путями к гибели. Но никто не сомневался в его честности и мастерстве. Теперь, после долгих лет тюрьмы, его было не узнать.
Ложка заскребла по дну пустой миски. Я взял у него из рук миску, встретив лишь легкое сопротивление, потом ложку. Поставил их на стол и задумался, стоит ли убирать запачканную салфетку. Поразмыслив, решил, что разумнее предоставить это Маргарет.
Еда и непривычная дневная прогулка утомили его. Глаза закрылись. Руки покоились на коленях. Правая рука была в саже. Манжет сорочки выглядывал из-под рукава камзола. Изнанка манжета была испачкана чем-то красно-коричневым, похожим на лежалое мясо.
Мой гнев улетучился. Я наклонился и приподнял манжет. На запястье и кисти никаких следов пореза или ссадины.
Я легонько его потряс.
– Сэр? Маргарет говорит, вы сегодня днем путешествовали. Зачем?
В ответ раздалось только похрапывание.
Четыре часа спустя, когда пришло время ужина, поссет остался лишь воспоминанием, и мой отец снова проголодался. От голода у него случилось короткое просветление ума или что-то в этом роде, если в его состоянии такое вообще было возможно.
– Вы выходили, сэр? – спросил я мягко, потому что он огорчался, когда я разговаривал с ним грубо. – Вы знаете, что Маргарет волнуется, когда не может вас найти.
– Рэйчел. – Он смотрел на огонь, и одному Богу было известно, что он там видел. – Я не позволю своей жене расхаживать по городу, не зная, куда она идет. Разве она не обещала во всем меня слушаться? И на ней был ее лучший плащ, выходной. Как он ей идет… – Он нахмурился. – Может, даже слишком идет. Дьявол расставляет свои ловушки так хитро. Я должен с ней поговорить, обязательно должен. Почему у нее каинова печать? Я узнаю всю правду.
– Рэйчел? Моя мама?
Он взглянул на меня.
– А кто же еще? – Когда он произносил эти слова, у него был озадаченный вид. – Но ты тогда еще не родился. Ты был у нее в утробе.
– Но теперь, сэр, я перед вами, – сказал я, будто то, что мой отец пребывал в двух мирах и путал сейчас и тогда, было совершенно естественно. – Куда направилась моя мать?
– Туда, где законники собираются. Эти выкормыши дьявола.
– Куда именно?
Юристы собирались в разных местах.
Он улыбнулся и сказал: