Огненный торнадо
Шрифт:
«Вот же засранка! А грудь у нее все же очень красивая, да и все остальное! Где ж тебя растили такую, на какой грядке?»
А Танюшка застыла вдруг, как статуя, глазея на Андрея.
– Танюшкин, ты чего?
– Два месяца назад у тебя был один орден… И на погонах на одну звездочку меньше… Теперь ты капитан?
– Капитан.
– А орден за что? За ранение? А где тебя ранило? Афганистан уже год как закончился. Ты где был?! Расскажешь?
– Трындычиха! Замерзнешь голяком-то!
Она подошла к Андрею и уселась верхом на его колени. Ах, какой молодой свежестью
– А что, не нравлюсь? Признавайся!!!
– Ты очень красивая, Синичка, очень! Только…
– Знаю я все, не дура – медсестра из госпиталя! А мне плевать! И потом: она там, а я здесь и сейчас! И сейчас – ты мой!
– Слушай, а давай не пойдем никуда.
– Ты сначала послушай, что я тебе скажу, а потом решай. Хорошо?
– Ну, и что там за страшная тайна?
– Это моя можно сказать лучшая, единственная по-настоящему подруга. Понимаешь? Она сегодня выходит замуж… Такая маленькая, скромная, студенческая свадебка – человек на десять, не больше. Будут самые близкие. В «Метелице»…
– А я так хотел отдохнуть…
– Ну, тогда раздеваемся и никуда не идем! – решительно произнесла она.
– Так! Слушай меня! Во-первых: для того, чтобы раздеться, необходимо быть одетым, а на тебе практически, кроме чулок, ничего нет…
– А на тебе? – она хитро прищурилась.
– Я КОМАНДУЮЩИЙ – мне положено по чину… -…
– А во-вторых: друзей нужно ценить и беречь! Поэтому – пойдем мы в твою «Метелицу»… Ах ты, лиса!!!
– Хи! – Таня резво вскочила и, прикрыв грудь пеной кружев, обернулась к Андрею: – Застегни, пожалуйста!
Филин повозился какое-то время с крючками, а затем, шлепнув ладонью по аппетитным упругим округлостям, придал ей ускорение…
Ребята-студенты оказались на удивление приятной компанией, легкой и не занудной. Девушки почти беспрерывно танцевали, ребята травили студенческие байки, потягивая легкое грузинское вино, и весело смеялись.
«Оказывается, и на "гражданке" есть хорошие люди, – вдруг поймал себя на мысли Андрей. – И у них тоже бывает весело!..» Он был поражен этим «открытием»…
Танюшка подлетала к нему после каждого танца, смачно чмокала в губы, не стесняясь, и, вильнув «хвостиком», опять убегала в толпу. Это была сплошная, ходячая провокация для мужского поголовья «Метелицы»: она, хитрюга, специально надела коротюсенькую расклешенную юбчонку и такие модные ботфорты на огромном каблуке. А под ними… Чулки!!! Бомба. Секс-бомба!!!
«Вот же свиненок!» – смеялся в душе Филин, замечая на себе восхищенные взгляды, полные зависти, и не только из толпы, но и из-за своего же столика…
Они возвращались домой поздно ночью, поймав какого-то частника. А потом, обнявшись, поднялись в квартирку Танюшки.
– Раздевайся! – категоричный приказ, но сразу же за ним: – Ты, наверное, устал?
– Есть немного. Кофейку бы… Сделаешь?
– Угу.
Андрей раздевался очень осторожно, стараясь не задеть случайно все еще забинтованную грудь. Улегся поверх одеяла, вдыхая Татьянин аромат, сохранившийся на подушке. А она вышла
– Не спи, солдат! – услышал Филин и открыл глаза…
Горели свечи, много свечей, больше десятка. И в этом неверном, мерцающем свете стояла стройная девушка, одетая только в чулки и сапоги выше коленей. Руки ее покоились на красивейших форм бедрах, а ноги были расставлены на ширину плеч, открывая самые потаенные секреты…
«Инга! Сука! Падла! Не мог же я тогда промахнуться! Или ты выжила, мразь! Мразь! Ну, ладно, я это сейчас поправлю. Я тебя руками удавлю и башку оторву, как цыпленку. Тварь! Ох, не повезло же тебе сейчас – руки-то мои свободны. Молись, сука, гадина, кому ты еще можешь молиться!..» … – Андрюша, Андрюшенька, отпусти! – вдруг пробился в его сознание голосок Танюшки-Синички. – Это же я, Андрюша, я – твоя Синичка! Это я – Таня, я не Инга!
Филин тряхнул головой и увидел перед собой лицо перепуганной Танюши. Огромные глаза, говоривший знакомым голосом ротик… Да – это была Синичка… А потом он увидел свою руку, сжимающую ее шею, и вторую, запрокидывающую назад ее головку…
«…Боже!» – он разом опустил руки и, обессиленный, как будто после двадцатикилометрового марш-броска, повалился на кровать.
– Прости, прости, меня, Танечка! – он шептал, не в силах открыть глаза. – Прости меня, Синичка моя!
– Господи, Андрюшенька, что с тобой случилось? Где ты был? – она целовала его, на лицо Филина капали крупные слезы.
– Пожалуйста, никогда больше не зажигай свечей и не надевай сапоги на чулки, пожалуйста! – он все же заставил себя посмотреть на девушку.
Она сидела рядом на кровати, приложив ладошку ко рту, и, не отрываясь, смотрела на Филина, на проступившую на бинтах кровь, и такая в этой обнаженной фигурке была обреченная безнадежность, что у него сжалось сердце.
– Прости меня. Я уеду. Завтра…
– Нет!!! – крикнула она с болью.
– Танюша, я болен. Мне, наверное, лечиться надо. У меня с мозгами не все в порядке – мне нужно время, чтобы прийти в себя. Видишь, даже шкура еще не зажила толком. Я буду тебе обузой – тебе же учиться нужно.
– Я тебя не отпущу!
– Не дури! Пусть немного времени пройдет. Хорошо?
– Боже! Боже! – она не могла успокоиться. – Я так никогда и не узнаю, что с тобой сделали?!
– А зачем? Не нужна тебе эта грязь.
– Но ты же вернешься ко мне, Андрюша?!
– Во всяком случае – никогда не забуду…
– И на том спасибо. Спи, родной, спи… …26 марта фирменный поезд «Черноморец» выпустил из своего нутра на перрон Одессы Филина…
Ах, какая это была весна!.. Андрей бродил по родным, любимым с детства бульварам, вдыхал аромат зацветших каштанов, и казалось, что вот оно, СЧАСТЬЕ. Такой красивой, такой теплой весны он не помнил. А может, просто никогда не обращал внимания – имеючи не ценим, потерявши – слезы льем? Он не мог надышаться этим, слегка терпким от моря, воздухом ДОМА. Сменив свою парадную форму на такой привычный камуфляж и берет, он все бродил и бродил по городу своего детства…