Огнепоклонники
Шрифт:
— Около того, — мрачно согласился Фредди.
В пять утра они отправились в «Недоуз» за багажом Аллена, а оттуда — прямо на вокзал.
— Мне ничего не стоило бы задержать поезд, — сказал Фредди. — У вас хоть время было бы освежиться и отдохнуть.
— Да нет. — Аллен растянулся на красном бархатном диване в отдельном купе. — Так даже лучше. Просплю теперь до самого Карачи. Лучший способ очухаться после бурной ночи, старина.
Маленький вентилятор, гнавший воздух на предусмотрительно приготовленный таз со льдом, уже охладил купе.
В шесть
Когда Фредди пришел домой, Путли как раз спускалась с крыши.
— Хорошо погуляли? — спросила она осунувшегося мужа.
— Устал как черт, — ответил Фредди, направляясь в ванную.
Приняв душ и переодевшись, Фредди немного ожил. Путли ждала его с завтраком. Во рту у Фредди как эскадрон ночевал.
— Яйца не хочу, — сказал он, стискивая раскалывающийся лоб. — Только чай.
Путли сбила гоголь-моголь и молча поставила перед мужем.
— Кстати, — поднял Фредди голову. — Язди сегодня в школу не пойдет. В половине одиннадцатого я отведу его в школу Святого Антония. Пора ему учиться в мужской школе! Господи, какого же ты слюнявого стихолюба вырастила из мальчишки!
— Пойду скажу ему, чтоб собирался, — ответила Путли.
— Это ты виновата! Перевели бы его в мужскую школу, когда я говорил, ничего бы сейчас не было. Одному богу известно, что за девчонка его подцепила… может, вообще проститутка какая-то!
Путли с упреком посмотрела на мужа.
— А почему нет? — не сдавался Фредди. — Что мы о ней знаем? По рассказам Язди, она из самых неприятных англо-индийцев. А тебе известно, как низко они могут пасть.
Его охватила внезапная ярость. Он швырнул салфетку на стол и гневно выкрикнул:
— Если бы ты хоть изредка меня слушала!
В половине одиннадцатого Фредди без единого слова повез угрюмого сына в новую школу.
Глава 24
Билли поддернул штаны и сел на корточки на цементный парапет ванны. Плеснул водой в лицо, нагнулся к крану, чтоб струйка потекла по тонкой шее. Не вставая с корточек, потянулся за жестким полотенцем и быстренько обтерся. Потом поскреб зубы щепочкой каштана, надел очки, напялил на курчавую голову круглую шапочку.
Билли распрямился, повернул серьезное лицо к зеркалу и стал молиться. Привычно развязав узел священного шнура, он расправил кусти на вытянутых руках. Билли ровно ничего не понимал в древних словах «Авесты», он знал только, что «шикаста, шикаста сехтан» значит «и одолею зло». При этих словах он тряханул кисточками на концах шнура и снова повязал его вокруг пояса, завязав узел сначала спереди, потом сзади. При этом он должен был напоминать себе, что обязан следовать трем заповедям: думать о добре, говорить о добре, творить добро.
Стянув шнур на поясе, Билли возвел глаза к зеркалу, сложил ладони перед грудью и зашептал молитву дальше.
Это был самый уединенный миг целого дня. Билли, наедине со своим богом, наедине со своим зеркалом, всматривался в себя. То, что он видел, его не восхищало
Билли внимательно обозрел в зеркале свои оттопыренные мясистые уши. Уши сильно мешали ему жить. Они торчали перпендикулярно к черепу на одном уровне с глазами, отчего глаза выглядели еще ближе посаженными друг к другу, чем на самом деле. Уши были самым уязвимым местом Билли. Братья и сестры с наслаждением трепали их во время драк, взрослые драли ему уши в наказание или просто тащили за уши в случае нужды.
Билли прижал уши ладонями и нашел, что так он смотрится гораздо лучше, но стоило отнять ладони, и уши опять становились торчком.
Он обвел ванную глазами, и взгляд его натолкнулся на тюбик зубной пасты на полочке. Пастой зубы чистил Фредди, и больше никому не разрешалось притрагиваться к ней. Билли стрельнул глазом на дверную задвижку и решил рискнуть.
Торопясь и проглатывая слова, Билли добормотал молитву, наскоро коснулся пальцами лба, потом пола и, расставшись с богом, полез за тюбиком. От тюбика пахло мятой. Билли отвернул колпачок и выдавил чуть-чуть на палец, надавил еще — из тюбика выполз блестящий белый червяк и плюхнулся на пол. Билли подобрал пасту с пола и слизнул ее с пальца. На вкус было приятно и прохладно, но пасты оказалось многовато, и Билли затошнило. Он завинтил колпачок и аккуратно положил тюбик на старое место. И тут заметил изумрудное кольцо.
Билли сразу узнал колечко: Фредди подарил его Ясмин на день рождения, когда ей исполнилось шестнадцать. Оно лежало на той же полочке, и Билли, конечно, заметил бы его раньше, если б так не спешил добраться до тюбика.
В дверь забарабанили:
— Ты что, все утро там торчать будешь? Не я буду виноват, если мы в школу опоздаем! — Язди явно сердился.
Язди уже месяц учился в новой школе, и поскольку Соли поступил в колледж, Язди и Билли вместе ездили в школу на велосипедах.
— Сейчас! — отозвался Билли, бросаясь отпирать.
На ходу он поймал свое отражение в зеркале. Довольная улыбка растянула рот чуть не до ушей, глаза блестели, как черные пуговки, из-под круглых очков в металлической оправе.
— Ты сам давай побыстрей! — успел он крикнуть Язди.
В своей комнате — Билли жил в ней вместе с Кати, которая уже давно ушла в школу, — он разжал кулак и рассмотрел кольцо. Переодевшись в серую школьную форму, Билли спрятал находку в карман.
Фредди теперь держал Язди в большой строгости, и Язди просто излучал раздражение. В школу и из школы он ездил с Билли. По вечерам за ним тактично присматривала вся семья. Если Язди выходил из дому, Соли сразу придумывал предлог, чтобы пойти с братом. Обе замужние сестры стали приглашать его к себе в гости, брали с собой в кино, в театры, в рестораны. Новая школа была далеко от старой, и Язди никак не успевал сгонять туда на велосипеде в перемену, чтобы повидаться с Рози.
Неделю назад Язди не выдержал — отважился подойти к преподобному отцу Джонсу и отпроситься с уроков до большой перемены.