Огнепоклонники
Шрифт:
Но если Фаредун ни гроша не взял с семейства Содавалов, то Катрака, торговца бриллиантами из Карачи, он со спокойной совестью облегчил на пятьдесят тысяч.
Катрак, мужчина демонического облика, но с благообразной бородой, сидел против Фредди, держась трясущимися руками за золотой набалдашник трости.
Его сын Бобби сидел рядом, повесив голову. Бобби был здоровенным парнем лет двадцати пяти, который сейчас, однако, вел себя без малейшего намека на обычное нахальство. Фредди нравилось его открытое, красивое лицо, и он думал, что Бобби мог бы стать неплохой парой для Ясмин.
Бобби Катрак был обладателем «Серебристого призрака» — сверкающего «роллс-ройса» с элегантными
Старик нищий на следующий день скончался в больнице.
— Сколько раз я говорил ему: не езди так быстро! — сокрушался старший Катрак. — Сколько раз повторял: не больше пятнадцати миль в час! Так нет же! Фр-р-р — и не меньше сорока! Вот и доездился. Мне так неудобно вас беспокоить, Фаредун.
Фаредун покачал головой и с добродушной укоризной посмотрел на Бобби:
— Отца надо слушать, Бобби. Наставлять тебя — его долг. Я думаю, тут дело не только в превышении скорости. Первое правило в жизни — уважай законы. От закона не уйти, хотя можно обойти его! Ты должен был остановиться и подыскать себе парочку свидетелей. Наверняка там были люди, которые могли бы подтвердить, что ты не виноват, ну, может быть, за небольшую мзду. Тогда ты имел бы право обратиться в полицию. А ты ничего не предпринял, и теперь положение осложнилось.
Я беседовал с одним моим другом, вы знаете, о ком я говорю, — продолжал Фаредун, обращаясь к Катраку-папе. — Сказал ему, что этот юноша мне все равно как сын. Он обещал посодействовать. Я убедил его, что Бобби не виноват, но поскольку Бобби не обратился в полицию, теперь против него выдвигаются серьезные обвинения… Ну, как бы там ни было, мой друг обещает помочь… Может получиться, что ему самому придется съездить в Карачи и раздобыть там для Бобби одного-двух свидетелей, подложить в полицейский участок соответственно датированный протокол и так далее. Но!
Фредди перешел на высокий шепот и, будто сам изумляясь невероятности произносимого, объявил:
— Сукин сын требует пятьдесят тысяч!
Катрак-старший побелел и глянул на сына, который совершенно поник. Переведя взгляд на Фредди, он без звука выписал чек.
Фредди выплатил Гиббонсу — теперь уже генеральному инспектору полиции — десять тысяч, о которых они и договаривались, а остальные отложил особо — на благотворительность. Бывало, однако, что Фредди пользовался этими деньгами и для собственных нужд.
Хотя деньгами не всякой беде поможешь…
Когда в контору зашел старый друг Пивовала пожаловаться на своего младшего сына, в очередной раз впутавшегося в некрасивую историю, Фредди так странно повел себя, что Пивовала даже немного обиделся: вместо того чтобы, как всегда, отчитать юнца, он потрепал Пивовалу по плечу:
— Счастья своего не ценишь! Джал у вас, конечно, малый с характером, англичане о таких говорят «черная овца». Но что твой Джал по сравнению с нашей «черной овцой», с нашим Язди! Знал бы ты, сколько неприятностей он мне доставляет!..
Фредди вздохнул, вспоминая дурацкий тетрадный листок в своем кармане.
— И по всему видно, что так он «черной овцой» и останется. В чем, в чем, а в этом я могу на него положиться, как и ты на своего Джала.
Пивовала не верил собственным ушам.
А Фредди проникновенно смотрел на ошарашенного друга.
— Пройдет
Пивовала разволновался и сунул в нос такую понюшку табаку, что целую минуту не мог отчихаться. Ему почудилось, что Фредди не в себе…
После ухода Пивовалы Фредди вынул из кармана конверт, расправил смятый листок и снова перечитал строки, написанные красивым, с наклоном, почерком:
Взгляд твоих глаз тревожит глубь моей души. Твои глаза тревожат глубь моей души. Мир разлучает нас, но взгляд твой пока мир разлучает нас… Они требуют, твои глаза, ленивым блеском полускрытого огня, чтоб я все глубже утопал в томлении любви… Они хотят, твои глаза, чтоб я им отдал целиком себя… Что же мне делать?Фредди чувствовал, как злобно бьется жилка на виске. Сознание того, что его сын способен писать такой слюнявый бред, приводило его в ярость и ужас. Фредди понимал, что стихи есть стихи, ему могла даже нравиться «Атака легкой кавалерийской бригады» [1] , но это…
В холодном гневе дописал он под последней строкой:
«Если уж ты мыслишь и ведешь себя как евнух, почему бы тебе не надеть браслеты сестер? И не смей вырывать листки из школьных тетрадей!»
1
Хрестоматийное военно-патриотическое стихотворение (1855) А. Теннисона (1809—1892).
Фредди сунул листок в чистый конверт и адресовал его Язди.
Борьба между отцом и сыном приобретала все большую напряженность. Фредди был немногословен и строг, Язди мрачен и замкнут. За столом оба хранили молчание, вечерние беседы утратили былую прелесть, поскольку Фредди больше не улыбался, а раздраженно морализировал.
Через неделю Фредди обнаружил новое стихотворение:
Что к близости с тобой меня толкает и понуждает? И что за пустота во мне тобой наполниться должна? О кто ты? Подними завесу. Я в нерешительности гибну, сгораю в жаркой жажде. Я глух к благословению Ахуры, поскольку невозможного ищу… И как бороться мне со злою волей людей вокруг? И моего отца?