Огни в долине
Шрифт:
— Ты, матушка, не кудахтай, — ласково заметил Степан Дорофеевич. — Чего готовить-то? Первым делом, нам баньку надо. Заросли грязью в тайге-то. А вторым делом — самовар. Веники у тебя есть?
— Есть, хозяин, как не быть. Сама летом с девоньками ходила ломать. На всю зиму запасла.
— Гость к нам пожалует. Надо бы ему комнату приготовить.
— Кто же такой? — Домна Никифоровна остановилась, растерянно смотря на Ваганова.
— Виктор Афанасьич, начальник наш по таежному походу.
На
— Господи, господи! Вот напасть-то! И куда его определить-то, хозяин?
— Да хоть в Фенину комнату, — Степан Дорофеевич по привычке все еще так называл комнату, в которой когда-то жила его любимая дочь. — Тепло там?
— Тепло, хозяин, тепло. Каждый день печи топила вас поджидаючи.
— Постель ему застели, чтобы все как полагается. А нам с Никитой в спальне. Поесть-то у тебя найдется чего?
— Ничего не готово. Вот разве яиц сварить али яичницу, молока да творогу, сметаны, капусты, можно огурчиков соленых, грибков, опять же картошки сварить.
— А говоришь ничего нет. По такой-то еде мы и соскучились.
— Тесто поставлю, к утру-то пироги будут.
Старушка опять заметалась по комнатам, таская белье, звеня посудой, открывая разные шкафчики, сундуки, ящики. Степан Дорофеевич вышел во двор. Плетнев укладывал под навесом походную амуницию.
— Что, племянничек, в баньку сначала, а потом и почаевничаем?
— Можно и так. Воды, поди, натаскать надо да дров наколоть.
— А вот я сейчас посмотрю.
Степан Дорофеевич нашел баню в полном порядке. Здесь тоже чувствовалась заботливая рука Домны Никифоровны. Было чисто, хорошо пахло березовым листом. У печи лежала вязанка дров, котел и кадка до верху наполнены водой. В печи даже была растопка, а на скамье — мочалки и мыло. Не мешкая, старик растопил печь.
Когда пришел Виноградов, баня была уже вытоплена. Предложение помыться он встретил с восторгом.
— Люблю баню. Чего мне всегда не хватает в тайге, так это бани.
Домна Никифоровна дала таежникам по смене белья из запасов Ваганова и полотенца, а сама стала готовить ужин. Она уже немного успокоилась. Молодой инженер ей понравился. Старушка встретила его приветливо, оказывая уважение, какое, по ее мнению, и полагалось такому начальнику. Виноградов любезно поблагодарил старушку за внимание, поговорил с ней немного о жизни, дал даже какой-то совет относительно лечения больных ног, чем окончательно завоевал ее расположение.
— Иди, батюшка, иди в баньку-то, — ласково стала выпроваживать его Домна Никифоровна. — Остынет банька-то, а ты, небось, попариться любишь.
— Люблю, Домна Никифоровна, все время мечтал о бане.
— Ну и ступай с богом, а как помоешься — приходи чай
— Только я крепкий люблю, Домна Никифоровна.
— Да уж заварю, не поскуплюсь.
Когда Виктор Афанасьевич вошел в баню, Плетнев и Ваганов уже мылись.
— Иди к нам, Афанасьич, — позвал Степан Дорофеевич, — пар сегодня больно хорош.
— А веничек найдется? — инженер быстро раздевался, торопясь присоединиться к товарищам.
— Все есть: и веник, и водицы вдоволь.
В моечной стоял густой пар, сквозь него чуть виднелись фигуры охотника и его дяди. Степан Дорофеевич старательно натирал мочалкой спину племянника. Никита Гаврилович уперся руками в скамью, удовлетворенно покрякивая.
— Бери шайку, — не оглядываясь, сказал Ваганов инженеру. — Вон в углу стоит. Воды не жалей. Мыло на полке.
Железным ковшом Виноградов начерпал воды, добавил холодной, перемешал, попробовал рукой, еще немного долил горячей и устроился на лавке рядом со Степаном Дорофеевичем.
— Доложился начальству-то, Виктор Афанасьич? — спросил Плетнев, разгибаясь и беря шайку с распаренным в ней веником.
— Александра Васильича в конторе не было, уехал на шахту. Зашел к Слепову, поговорил с ним немного — и сюда.
— Узнает Александр Васильич — непременно зайдет.
Охотник поставил шайку на полок, собираясь и сам залезть туда же. Ваганов был уже там и вовсю хлестал себя веником по тощим бокам и спине.
— Никита, подбавь-ка пару. Пару подбавь.
Никита Гаврилович плеснул на пышущую жаром плиту полный ковш воды. Раздалось громкое шипение, клубы пара бурно взметнулись к потолку и поплыли на полок, где сидел Степан Дорофеевич.
— Ох, хорошо! Ох, славно! — послышался его довольный голос, и он снова заработал веником.
Мылись долго и с наслаждением, как люди, которым наконец-то удалось дорваться до веника и мочалки. Потом обливались холодной водой и красные, обессиленные сидели, отдыхая, в предбаннике.
— Десять лет скинул, — удовлетворенно говорил Ваганов, растирая холщовым полотенцем крепкое еще тело. — Нет лучшего наслаждения, как в баньке попариться.
— Что и говорить, — поддержал дядю Плетнев, — помоешься этак-то, словно заново на свет родишься.
— А у нас бани все больше по-черному топят, — сказал Виноградов. — Иной раз не столько вымоешься, сколько в саже измажешься.
— Случалось, и мне бывать в такой-то бане, у нас они тоже есть, — Степан Дорофеевич обмотал голову полотенцем, отчего сразу стал похож на старуху. — Черные бани совсем не то. Когда я молодой был, жил в бедности, а баня у меня была хоть и не такая, но тоже ладная. Зимой, бывало, распарюсь и во двор, в самый высокий сугроб. Поваляюсь в снегу да опять париться.