Огонь Ассургины

Уваров Владимир

Когда ослепшие от сильного света моряки «Каролины» пришли в себя, они увидели, что на том месте, где на них наваливалась многорукая, орущая десятками глоток и сверкающая десятками мечей смерть, на притихшей морской поверхности плавали одни обломки. Это все, что осталось от страшных пиратов и их судна.

Первым очнулся капитан. Он подошел к Томасу и положил на его плечо тяжелую руку.

– Ты маг? – тихо спросил он.

Томас судорожно сглотнул комок в горле и кивнул.

Глава 2. Шквал

Солнечный

диск медленно клонился к горизонту. «Тиамат» полным фордевиндом шла по косой относительно береговой линии, постепенно удаляясь от нее. Вскоре берег превратился в желтоватую полоску.

Томас прошел на бак. На носу сидели вахтенные и смотрели вперед по курсу. Они, коротая время, негромко разговаривали на незнакомом языке. Дхау, слегка зарываясь в волну, поднимало массу брызг. Водные шарики, поблескивая на солнце, падали на обнаженные торсы матросов, но те не обращали на это внимания.

Послушав немного их певучую речь, Томас направился на ют. Там кроме рулевого никого не было. Тогда Томас снова спустился на палубу по узкому трапу и постучал в дверь каюты Бахрея.

– Входи-входи! – донесся из-за двери мягкий голос торговца.

Томас вошел в каюту. Она вся была убрана коврами. Ковры на переборках и на полу. Коврами застелены низкие диваны с цилиндрическими подушками. Между диванами стоял стол, инкрустированный красным, черным деревом, с шахматной доской в центре. На доске в кажущемся беспорядке – шахматные фигуры.

Бахрей сидел на тахте, поджав ноги, и играл сам с собой. Увидев Томаса, он обрадовался и помахал рукой, приглашая присоединиться.

Томас присел на краешек тахты, осмотрелся. Кроме стола в каюте слева от выхода находился закрытый шкаф. Рядом с ним, в углу, металлический ящик, по всей видимости – для хранения ценностей. С другой стороны от двери стоял пузатый буфет, сквозь рифленое стекло на дверцах неясно проглядывала посуда. Мебель была закреплена на полу из-за возможной качки. Над столом висела изящная масляная лампа, которая слегка покачивалась.

Бахрей быстро расставил шахматные фигуры и стал обучать Томаса игре.

– Это пешка! – он поднимал со стола маленькую фигуру, крутил ее своими короткими пальцами и ставил обратно. – Она ходит только вперед. На одну клетку. Бьет по диагонали тоже на одну клетку, понял?

Торговец повторял это «понял» всякий раз, когда показывал Томасу новую фигуру и объяснял ее действия. Томас задумчиво кивал в ответ. Когда с объяснениями было покончено, начали игру.

Играл Бахрей, если откровенно, неважно, даже плохо, но это его нисколько не расстраивало, ибо ему нравился сам процесс. Он отвлекал от дум и позволял коротать время. Каждому удачному ходу Бахрей радовался как ребенок: вскидывал руки, вертел зрачками своих выпуклых глаз и хлопал себя по бокам.

Постепенно Томас поднаторел в игре и даже выиграл одну партию.

– А говорил, играть не можешь! – кричал Бахрей, радуясь выигрышу напарника.

Он хотел еще что-то сказать, но в дверь каюты постучали и вошел смуглолицый матрос. В руках у него было круглое блюдо с двумя фарфоровыми чашками, вазочки с печеньем и фруктами, а над ними возвышался фарфоровый чайник с тонким носиком. Из носика шел легкий пар.

Бахрей сгреб шахматные фигуры в сторону, освобождая место

для подноса. Судя по тому, как он это проделал, еда тоже была одним из любимых его занятий, но он не увлекался ей. Следуя мудрости Востока, торговец говорил, что удовольствий не должно быть много, ибо тогда они превращаются в обыденность, однако и мало их не должно быть, ибо радость должна постоянно наполнять душу. Тогда человек добр к себе и окружающим. Поэтому он будет любим людьми и богами. Радость всегда от бога, – и дополнял: кроме злорадства.

– Почему я удачно торгую? – рассказывал Бахрей, беря посыпанное сахарной пудрой печенье, надкусывая его и щуря глаза от удовольствия. – Потому что я люблю того, с кем торгую. И мы всегда с ним договоримся не в ущерб друг другу. Ему хорошо – и мне тоже.

Бахрей хотел что-то добавить, но на палубе вдруг раздался свист боцманской дудки и послышалось шлепанье босых ног.

Бахрей встревожился, покрутил головой, прислушиваясь к доносившимся звукам, и произнес:

– Пошли посмотрим, что случилось.

Он оправил халат и засеменил к выходу. Томас поставил чашку с недопитым чаем и последовал за Бахреем.

Шум был вызван командой капитана установить дополнительные паруса. Их вытащили из трюма и раскатывали по палубе.

Томас и Бахрей поднялись на ют. Капитан стоял на своем излюбленном месте у края надстройки, нависающей над палубой. Это место носило наименование – капитанский мостик. Прямо за ним располагался рулевой.

Капитан с тревогой поглядывал то на временами хлопающие паруса (ветер слабел и дул неровно), то куда-то за корму, где сходились бледно-желтое небо и тронутая желтизной темнеющая вода.

Бахрей сходил в каюту, принес зрительную трубу, прильнул к ней, пытаясь что-то рассмотреть вдали, но, ничего не увидев, спросил капитана:

– Что там?

Капитан молча повернул трубу Бахрея градусов на пятнадцать вправо. Торговец снова прильнул к окуляру и ахнул! Там, то появляясь, то скрываясь за гребнями волн, маячил красный парус.

– Пираты? – Бахрей бросил на капитана выразительный взгляд.

– Не похоже. Это галера…

– Галера? – задумчиво произнес торговец. – Но «Тиамат» – быстроходное судно!

– Быстроходное, – согласился капитан и добавил: – Когда ветер есть, а сейчас, насколько я вижу, он спадает. Разрази меня гром, если через полчаса мы не попадем в штиль! Худшего нельзя пожелать никакой команде!

– Гм, – заморгал глазами Бахрей и ткнул рукой за корму: – но ведь и у них парус тоже не будет работать…

Шрам на лице у капитана потемнел, глаза грозно вспыхнули.

– Про весла забываешь, Бахрей! – и, нависнув над палубой, громко крикнул: – Поторопись!

Подстегнутый окриком капитана, боцман забегал вокруг матросов и стал пинками подгонять их. Те, не обращая никакого внимания на тычки, продолжали делать свое дело. Вскарабкались на ванты, пропустили фалы в блоки, подтянули, грот-стаксель и фок-стаксель свободными шкаторинами повисли над палубой. К ним прикрепили шкоты и растянули, оставшиеся концы веревок аккуратно сбухтовали, уложили возле борта. Ветер лениво наполнил дополнительные паруса. «Тиамат» немного ускорила ход, но не настолько, чтобы чувство тревоги покинуло капитана, а заодно и весь экипаж.