Огонь для Проклятого
Шрифт:
Поворачиваюсь на голос.
— Что ты наговорила Дра’иллу?
— Тебе пересказать всю нашу беседу?
— Нет, лишь ту ее часть, где ты говорила о Тени. Ты действительно о ней упомянула?
Голос мужа звучит ровно и почти безэмоционально — и оттого еще более странно, что его интерес касается именно моих слов о Тени. Разумеется, я подозревала, что старый лекарь тут же доложит своему господину о нашей небольшой перепалке, но ничего страшного в этом нет. Напротив, я и сама хотела поговорить с Магн’нусом, потому что
— Да, — не собираюсь отпираться. — Твои лекари ни на шаг не приблизились к излечению болезни. Их так называемая вакцина ничего не дала. Выпивший ее человек все равно умер.
Я не видела его смерть, лишь ее начало, но сомнений в его конце у меня нет.
И Магн’нус меня не переубеждает.
— Они делают больше, чем все вокруг вместе взятые, — говорит, делая еще шаг ко мне. — Не всегда сразу удается отыскать верное решение. Иногда приходится плутать.
— Трудно выбраться на верную дорогу, если закрыл глаза и идешь в противоположном направлении.
Сама не понимаю, как собственный голос набирает силу и наполняется злостью.
— Прости, — осаждаю сама себя. — Но они ошибаются…
— Откуда ты знаешь? — муж всплескивает руками. — Хёдд, какая Тень? О чем ты вообще? Все, кто был замешан в том заговоре, полгода назад, их нет. Никого. Кто вообще способен достать… кусок? Так ты сказала?
— Осколок, — поправляю, уже успокоившись.
— Хорошо, осколок. Ты представляешь, что это должно быть? Осколок камня? Откуда у тебя вообще эта глупая уверенность?
«Неужели настолько глупая, что ты пришел мне об этом сказать?»
— Просто предположение. Ниоткуда, — пожимаю плечами. — Я видела одержимых. Видела, как они передвигаются. И мне кажется, что в конвульсиях зараженных людей перед смертью прослеживаются те же рваные движения.
Разумеется, это не так. Но говорить ему о словах Кера кажется совсем неправильным.
Магн’нус тяжело вздыхает и трет глаза, будто давно не спал.
— Я все понимаю, Хёдд, но ты только наводишь панику. Кто-то еще знает о твоих фантазиях.
— Нет.
— Надеюсь, что это действительно так. Прошу, оставь их при себе. Пусть болезнью занимаются те, кто должен. Они справятся, я уверен. Знаешь, вообще-то я тоже здесь, среди всех. И никуда не собираюсь убегать. А пожить мне еще хочется. И в излечении этой напасти я заинтересован не меньше твоего.
Так-то оно так.
Я поднимаю взгляд и едва различаю в небе черную точку ворона. Вдруг точка резко падает вниз, но потом вроде бы снова набирает высоту. А может и показалось.
— Хёдд, — Магн’нус стоит совсем рядом. — Если люди понесут еще и мнимые россказни о Тени, нам не выстоять. Ты это понимаешь? И вопрос будет уже не в выживании Лесной Гавани, а в выживании всего Севера. Почему мне одному это кажется очевидным? Или ты не хочешь спасти свой народ?
Он едва касается моей щеки.
— Я все поняла. Больше никаких россказней.
— Хорошо, я знал, что твой разум будет сильнее страха и предрассудков.
Глава тридцать шестая: Хёдд
— Предки все еще не дают нам ответов, — качает головой верховный шаман и кашляет в кулак, когда снова наведываюсь в святилище Духов. — Каждый день и каждую ночь кто-то из нас вопрошает к ним, но каждый раз их слова полны тревоги и расплывчаты. Мы пытаемся истолковать их, пытаемся найти способы излечения поразившей нас хвори.
— Я хочу видеть.
Шаман снова кашляет, но его кашель кажется мне обычным, не рвущим внутренности изнутри. Тем не менее, на моем лице повязан плотный отрез пропитанной травяными настоями ткани. Я не верю, что это может помочь не заразиться, как о том заявили лекари халларнов, но цепляюсь за каждый способ, потому что должна думать не только о себе, но и о маленьком сыне, который не виноват, что его мать не сидит в четырех стенах, а шатается по зараженном домам и говорит с зараженными людьми, пытаясь отыскать хоть крохи информации, что позволит хотя бы облегчить страдания тех, от кого отвернулись боги.
Шаман ведет меня вглубь святилища, в небольшой зал, где на полу, на жестких циновках, лежат люди.
— Каждое толкование мы переносим на нового больного и смотрим, поможет ли ему лечение.
Здесь нет такого количества склянок с реагентами, как в пекарне халларнов, но, кажется, я вижу все известные мне растения не только собственного края, но и вообще Севера, а кое-какие коренья и цветы и вовсе не могу распознать.
— Кто-то умирал на твоих глазах в последние дни? — спрашиваю шамана.
— Да, госпожа.
— Ты видел что-то необычное после их смерти?
— После? — не понимает тот.
— Да, спустя примерно сутки.
— Нет, госпожа, все тела мы сносим в ледник. После их могут забрать родственники.
— В чем ты видишь причину мора?
— Предки гневаются, госпожа, — шаман понижает голос. — Иным из нас они говорили о крови врагов, что перестала окроплять наши мечи. Дети Севера покорились завоевателям, чего не случалось никогда раньше. Предки хотят крови.
— И ради крови они уничтожают собственных потомков? — морщусь я, не скрывая своего отношения к его словам.
— Так говорят Предки, — стоит на своем шаман. — Покорность и слабость никогда не идут об руку с настоящим воином. Дорога в чертоги Богов вымощена доблестью. Реки, что текут вдоль нее, полнятся вражеской кровь. А в спину идущего по ней звучит боевой горн. Когда вы в последний раз слышали звук боевого горна, госпожа?
— Предки бы никогда не толкнули нас на убой. Есть разница между доблестью и отчаянием, о котором говоришь ты.