Огонь эльфов. Сага о Тале
Шрифт:
1
Осенний день был унылым, все небо затянуто тучами, а серый свет умирающего дня, проникавший сквозь кусты и деревья сада, казался еще более тусклым. С Ильмазурского хребта дул холодный порывистый ветер, неся с собой бурую пожухлую листву. Он безжалостно гонял ее по мощеным улицам деревни. Отдельные листья пытались освободиться из-под его власти, затаившись за крупным камнем или за углом дома. Но он немедленно находил их, не давая покоя.
Через маленькое окно прядильни Илайя отрешенно наблюдала за бесчинствами ветра. День постепенно угасал. Девочка
…Огонь был повсюду. Яркие языки пламени лизали низкие облака, освещая непроглядную тьму, нависшую над крепостью. Едкий черный дым носился по узким улочкам Нимрода, разъедая испуганным людям глаза. Сотни раненых и умирающих протягивали руки к тем, кто еще пытался спастись, мешая им бежать в узких переулках.
Высокая молодая женщина в белых одеждах целительницы шла, не обращая внимания на отчаянные крики. Ее сердце разрывалось от жалости и бессилия. Она что есть силы прижала к себе ребенка, ускоряя шаг, чтобы успеть добраться до ворот на другом конце города прежде, чем там окажется враг.
Маленькая рыжеволосая девочка спрятала лицо на плече женщины и тихо плакала. Поначалу она еще кричала и отбивалась. Но женщина не ослабляла железной хватки.
В свои четыре лета Илайя понимала, что происходит. Только недавно взволнованная мама вбежала к ней в спальню и разбудила крепко спящую дочурку. Не объясняя ничего испуганной и растерянной Илайе, мама заставила ее быстро надеть пальто поверх ночной рубашки и бежать на улицу. Там девочку уже ждала чужая темноволосая женщина, которая тут же взяла ее за руку. Илайя не поняла слов, которыми мама обменялась с женщиной, но отчетливо уловила страх в голосах обеих. Мама плакала.
В последний раз она погладила Илайю по волосам, поцеловала в щеку и быстро убежала в дом, чтобы привести старшую сестру Илайи.
Чужая женщина молча повела Илайю за собой. Но малышка не хотела уходить. Она снова и снова звала мать и отчаянно вырывалась. Пройдя сотню шагов, женщина внезапно остановилась и обернулась. Илайя почувствовала, что та, должно быть, увидела что-то страшное. Девочка перестала плакать и подняла голову. Сквозь пелену слез она увидела дом, в котором совсем недавно спала. Тростниковая крыша пылала, огонь охватил дом со скоростью ветра, и изнутри доносились отчаянные крики. Но никто не спешил помочь, потому что большинство соседних домов тоже горело и люди бежали, не помня себя от страха.
Женщина сделала несколько шагов к горящему дому, но остановилась, когда, взметая языки пламени, провалилась крыша. Страшные крики стихли. Женщина поспешно спрятала лицо Илайи в своих густых черных волосах, чтобы избавить девочку от ужасного зрелища, и, тихо выругавшись, побежала прочь.
Илайя
Она осталась одна.
Они бежали через запруженные людьми улицы и видели бесчисленное множество горящих домов и умирающих людей. Но малышка была так измучена, что уже ничего не чувствовала, а слезы давно закончились. После того как рухнул ее родной дом, все происходящее казалось Илайе сном. Страха не было. Она не испугалась даже тогда, когда впервые увидела одного из страшных черных воинов, все чаще мелькавших среди домов и гнавших жителей города, как ветер листву.
Илайя вздрогнула. Ужасные картины детства исчезли так же быстро, как и появились, а жухлые листья все летели вдоль улиц.
С наступлением темноты ветер усилился, загоняя холодный осенний воздух в трещины и щели маленькой прядильни. Железная печь в это время года еще не топилась. Илайя растерла озябшие пальцы и, пытаясь согреть их, спрятала руки в рукавах рубашки. Ожидая, пока в пальцы вольется тепло, девочка задумчиво рассматривала наполовину готовый коврик, висевший на простом, но довольно большом, почти во всю комнату, ткацком станке. Та-Ури снова будет недовольна. Как и в предыдущие дни, Илайя сделала слишком мало, чтобы успеть закончить ковер к празднику Солнца.
В последнее время ее терзали страшные воспоминания, мешая работать. В голове всплывали ужасные картины, ненадолго обретая контроль над сознанием. А ведь приемная мать Та-Ури и целительница Тассея так долго трудились над тем, чтобы Илайя забыла все, что пережила.
Вздохнув, девушка взяла в руки челнок с шерстью, чтобы засветло вплести в ковер еще несколько тонких нитей. Но она долго просидела у окна без дела, пальцы замерзли и перестали слушаться, отзываясь болью на каждое движение. Поэтому Илайя вскоре отложила челнок, снова подошла к окну и стала наблюдать за диким кружением листьев на площади.
Погруженная в свои мысли, девушка не заметила, как дверь тихо отворилась и в комнату вошла невысокая полноватая женщина. Ее слегка сгорбленная спина и пепельно-серые волосы говорили о том, что она переживает закат своей жизни. Женщина осторожно притворила дверь за собой и с приязнью посмотрела на Илайю. Наконец сочувственно покачала головой.
— Дитя, дитя, — мягко сказала она, чтобы не испугать приемную дочь. — Снова видишь сны наяву?
Илайя виновато взглянула на Та-Ури, но не ответила. Та печально покачала головой.
— Ты должна сопротивляться этому, Илайя, — не допускать, чтобы воспоминания мучили тебя, милая моя, — она замолчала, села рядом, пододвинув к себе низенький табурет, и нежно обняла, как обнимала, когда Илайя была совсем еще маленькой девочкой. — Ты же знаешь, что те ужасные вещи мы изменить не можем, — тихо сказала она. — Поэтому ты должна научиться бороться с воспоминаниями. Только тогда ты сможешь жить в мире с собой и быть счастлива. Постарайся смотреть только вперед и думать о чем-нибудь прекрасном.