Огонь ласкает
Шрифт:
— Прежде чем я уйду, — тихо сказала я, — не думаю, что это вас вылечит, но может помочь. И… хм… я думаю, лучше вам помолчать, пока я буду это делать.
Глаза остались закрытыми.
— Я всегда молчу, — пробормотал он.
Я мимолетом подумала о Хэзел и Пег, налив в ладонь мамин одеколон и осторожно натирая им его лоб. При первом прикосновении он дернулся, а потом лежал спокойно. Я продолжила. Мне не раз приходилось делать это для Марии, когда у нее болела голова, и, стоило мне начать, это уже не казалось странным.
— Ну вот! — сказала я и убрала руку.
— И это все? — В открывшихся глазах был вопрос, про любого другого я бы сказала «ожидание».
«Ты с ума сошла?» — приструнила я себя.
— Если вам нужно еще что-нибудь… — начала я, зная, что покраснела, зная также, что наклонилась чуть-чуть больше, чем необходимо.
— Ты не собираешься расстегнуть мне корсет?
— Я собираюсь сказать вам «спокойной ночи»…
— Знаю. Именно этого я и жду.
Так я и думала. Я почти сказала это вслух. Из-под одеяла высунулась рука и нашла мою руку. Я склонилась еще ниже, сердце мое билось как сумасшедшее. Не мистер Фрейзер! Я просто не могла этого выговорить.
— Спокойной ночи… Кен. Приятных снов.
Мои губы приблизились к его лбу. Да что в этом было такого? Один поцелуй. При смягчающих обстоятельствах.
— Спокойной ночи, дорогая. Спасибо за все.
Ни следа удивления. Холодная рука сжала мою ладонь. В результате, собственно, было два поцелуя, один… в медицинских целях, а второй, наверное, потому, что я люблю целоваться.
На следующее утро, едва я оделась, раздался стук в дверь, гораздо более уверенный, чем накануне мой. За дверью стоял К.Ф., засунув руки в карманы плаща и слегка покачиваясь на каблуках. Корабль уже не болтало, как, судя по улыбке К.Ф., и его желудок.
— Доброе утро. Мы уже почти на месте.
— Доброе утро.
Я боялась этого момента. Не проходило и часа, чтобы я не проснулась, сгорая от стыда и предчувствуя его неизбежную отчужденность, когда мы снова встретимся. Но отчуждения не было — напротив, он выглядел очень довольным собой.
— Хорошо спала?
— Да, спасибо, — соврала я. — А вы?
— Неплохо. Я, собственно, пришел спросить, как насчет завтрака? На этот раз я останусь с тобой, если это тебя соблазнит! — Он ухмыльнулся.
Я остановилась на чае и тостах. Мы уже были в Заливе, и я понимала, что, поскольку нас будет встречать его отец, он хотел бы сойти с корабля, как только мы пришвартуемся. В столовой он доверительно сообщил мне, что не появится на работе до одиннадцати.
— Я позвоню боссу и скажу, что ты тоже не появишься.
— Большое спасибо, мистер Фрейзер, — благодарно сказала я.
— Извини, его здесь нет. Его ты встретишь на пятом этаже. И, — продолжал он, — поскольку при папе мне не удастся сказать ни слова, еще раз спасибо за твою доброту прошлой ночью. Извини, что доставил столько
Я с изумлением поняла, что между нами не возникло никакого барьера. Напротив, он перешел со мной на «ты», он говорил со мной так, словно я член его семьи. Она была ничуть не хуже моей, так что я вовсе не возражала.
Корабль подошел к своему месту у причала. Последовал последний толчок, когда он коснулся пристани, и спустили трап.
— Ну, ты видишь моего отца? — Кен оглядывался. Едва вопрос сорвался с его губ, как его лицо изменилось. — Это — Фиона!
Она торопливо шла к нам, ее светлые волосы прикрывал шелковый шарф, заправленный под воротник пальто из овечьей кожи. В холодную погоду у меня краснеет нос, но сырость и холод никак не отразились на матовой белизне лица Фионы. Несколько широких шагов — и Кен преодолел разделявшее их расстояние. Он протянул к ней руки, в каждой по чемодану, и она со смехом сказала: «Ой!» — когда он поцеловал ее. Он поставил чемоданы на землю и повторил поцелуй. Я смотрела в сторону на крыши доков и сараев.
Когда я обернулась, рука Фионы гладила его щеку.
— Ты выглядишь слегка вымотанным, дорогой. Как прошла поездка?
— Ужасно, — с чувством ответил он.
— Разве ты плохо себя чувствовал? — удивленно спросила она.
— Да, мне было не очень хорошо.
— Дорогой, какой кошмар. Что с тобой случилось?
— Скорее всего, слишком много съеденного и выпитого, — горестно вздохнул он и подтащил меня поближе. — Ты знаешь Кон Гибсон, дорогая, — Фиона улыбнулась мне, — Кон, — ухмыльнулся Кен, — обладает суровой внешностью и золотым сердцем. Или, — усмехаясь, он легонько дернул меня за волосы, — будет более правильно сказать «золотым огнем»?
Фиона отвергла мое предложение самой добраться до дому, и через несколько минут мы садились в ее машину.
— Кстати, Джейн и Ричард согласились на субботу на этой неделе, — довольным голосом объявила она. — Так что наша вечеринка у нас в кармане.
Я не видела лица Кена, потому что сидела у него за спиной. Его «о!» прозвучало без особого энтузиазма. Она бросила на него шаловливый взгляд:
— Ну-ну, нечего!
Он повернул голову и скорчил ей рожу. Она сняла одну руку с руля и погладила его по щеке.
«Член семьи», подумала я, кто-то вроде Марии, приготовившей мне курицу в белом вине, или Линды, которая не пошла в кино в тот вечер, когда мне выдернули зуб. Может быть, Джанет Фрейзер до замужества. Но не Фиона. Она была золотой богиней, и мужчина должен был быть достоин ее.
«Член семьи» — это звучало уютно, обыденно и с легким юмором.
Я не удивилась, когда на пороге «Тир-на-Ног» Кен выдал маме одну из своих шуточек:
— Это потребовало немало усилий, миссис Гибсон, но она привезла меня обратно в целости и сохранности.